Потом на крыло поднялся летчик с перебитым носом — Новотны. [90]

– Мы не отдадим Германию Иванам! — пролаял он и выбросил вперед короткопалую руку. — Хайль Гитлер!

– Хайль! — еще громче гаркнула толпа.

После появления «москито» англичане попытались дважды бомбить Лехфельд, но их тяжелые «ланкастеры» были отогнаны истребителями воздушного обеспечения. Тем не менее несколько бомб упало на прежний аэродром, и взлетную площадку пришлось отнести еще глубже в лес.

«Но и здесь ты не спасешься, „Штурмфогель“,» — подумал Пихт, уходя с митинга.

Пихт сел в свой «фольксваген» и медленно поехал в Лехфельд. Сильный мотор гудел ровно, почти бесшумно. По обе стороны дороги иекли ручьи. С тонким свистом шумел ветер у бокового стекла. Ощущение скорости всегда успокаивало Пихта. В эти моменты его мозг работал более ясно и четко.

Пихт стал анализировать свои отношения с теми, с кем в течение многих лет встречался.

Вайдеман быстро отходил от него. Вероятно, после случая с Юттой он начал его в чем-то подозревать. Стало быть, сам Пихт где-то допустил ошибку, возможно, был более откровенен, чем следовало.

Зейц его избегал. Не мог простить ему Эрику. Да и Испания не давала Зейцу покоя. Если бы воля Зейца, он бы глазом не моргнул, чтобы избавиться от свидетеля, который жил рядом и постоянно напоминал о шаткости его положения.

Коссовски все пристальней присматривался и, несомненно, ворошил его дела, наводил справки, упрямо шел по следу. Пихт мог бы пустить ему пулю в лоб — такой контрразведчик не менее опасен, чем даже «Штурмфогель». Но Коссовски всегда появлялся в тот момент, когда что-либо уже должно было случиться, как случилось, например, в ночь гибели Ютты.

Вспомнил Пихт товарищей по борьбе: Виктор погиб во Франции, Регенбах — Перро — в Берлине, Ютта — в Лехфельде, Эрих… Где Эрих? Очевидно, он ушел через германо-швейцарскую границу, по самой безопасной дороге, по которой каждое утро проходят домохозяйки: в Швейцарии дешевле кофе. Не на кого опереться. Только Гехорсман. Теперь он готов для борьбы. После встречи в кафе Пихт виделся с ним один на один. Старый механик обещал помочь, если Пихт призовет его.

Циклон, ворвавшийся в Европу из арктических областей, вконец испортил погоду. Дожди расквасили полевые аэродромы, дороги и тропы, по которым просачивались войска. В ночном небе не гудели самолеты, не блуждали прожекторы. Наступило временное затишье. Только однажды пост противовоздушной обороны засек пролетевший на большой высоте самолет. Радары долго вели его, но потом потеряли.

…Первое, что ощутил Семен Бычагин, был удар — тугой поток швырнул его в сторону, под стабилизатор. Во тьме он успел заметить два красных языка от моторов и тень от самолета.

«Четырнадцать, пятнадцать… двадцать… Пора!»

Семен дернул кольцо, распахнулся ранец, зашелестел купол и рванул его вверх.

Звезды исчезли. Семен почувствовал на лице капли. Попал в тучи. Ему показалось, что он висит и никуда не движется. Поудобней устроившись на лямке, он посмотрел вниз. Сплошная мгла обнимала его со всех сторон. «Не ошибся ли штурман?» — подумал Семен с беспокойством, вспомнив маленького веснушчатого штурмана, шмыгающего носом — болел гриппом.

Вдруг он услышал ровный, глуховатый гул. Это шумел внизу лес. «Что ж, для начала неплохо…»

Шум леса слышался все сильней и сильней. Бычагин поджал ноги, руки положил на привязные ремни. Где-то вдали мелькнул огонек. Ветки больно хлестнули по лицу. Упав на землю, Семен быстро подтянул стропы. «Хорошо, что не повис на дереве». Саперной лопаткой он стал рыть под стволом яму. Пока рыл, совсем взмок. Опустил руку в яму — глубоко, не меньше метра. В парашют сложил перчатки, шлем, лопатку, комбинезон, завернул в брезентовый чехол и все это зарыл. Утоптав землю, он натаскал прошлогодних листьев и разбросал их вокруг. На мгновение посветил фонариком — кажется, следоз не осталось.

Из второго ранца Бычагин вынул шинель, деньги, кепи и трость. «Если штурман не ошибся, надо идти на север».

Достал компас. Фосфоресцирующая стрелка показала направление.

«Ну, а теперь я хотел бы познакомиться с господином оберштурмфюрером Зейцем», — подумал он и двинулся в путь.

Несколько раз он попадал на одинокие хутора в лесу. Собаки поднимали неистовый лай, тогда приходилось делать крюк. Наконец, уже перед рассветом, Бычагин вышел на автостраду. Идти стало легче. Ни попутных, ни встречных машин не попадалось. Немцы проводили время в приятных сновидениях. Из предрассветных сумерек выплыли кладбищенские кресты из серого песчаника и могилы мертвых пилотов с воткнутыми в землю самолетными винтами. «Вот и Лехфельд», — догадался Бычагин.

Городок был знаком ему по многочисленным фотографиям, которыми в свое время снабдил Центр Эрих Хайдте.

Он узнавал кирхи, замок Блоков, пивные, дорогу, ведущую к авиагородку.

В семь утра Бычагин остановился перед особняком Зейца, осмотрел себя, тщательно вытер с ботинок налипшую глину и позвонил.

Зейц брился. С удивлением он оглядел незнакомца и отступил в глубь комнаты.

– Простите за раннее вторжение, оберштурмфюрер, — нагловато произнес Бычагин, бросая в угол ранец. — Лейтенант Курт Хопфиц.