Полоса, она же сокращенно ВПП, ориентирована с запада на восток, я выбрал себе западный край, где остановился отдышаться и осмотреться.

Полоса была громадная, широкая, длинная, но одна, с многозначительной цифрой «26». А где, стесняюсь, спросить, остальные двадцать пять? Ладно.

Извлек самолёт, надел на себя полярный костюм, подаренный богиней Аларой, переместился в кабину блинком и нацепил шлем.

Так, что мы имеем? Под филейной частью кресло, на нём тканная подкладка неопределённого цвета и сложенный в гнилой капустный лист, истлевший от времени парашют. На кресле ремни безопасности, которые я дисциплинированно надел, в кабине узко, тесно, кругом ручки и охренительное количество круглых датчиков, внешне напоминающих спидометр автомобиля (спидометр тут тоже, наверняка, есть). Две педали, ручка штурвала, а кондовых советских кнопок и рычажков переключателей — просто тьма.

Вообще мой навык «божественный ветер» смутно подсказывал что тут нажимать и примерный смысл датчиков. По ощущениям, как будто я умел летать раньше, лет двадцать назад, а теперь выпил коньяка, пробрался в ангар и пьяным делом решил тряхнуть стариной.

Крышка кабину герметичная, вот тут можно и нужно произвести уплотнение, то бишь, герметизацию. Вентиляция в кабине искусственная (ну это чтоб меня не сдуло внешним потоком воздуха).

Датчик маны. Бак, как водится, пуст. Залил в него двенадцать тысяч (почти всё что было в божественном нагнетателе).

Так. Ставлю на тормоз, чтобы не укатиться раньше времени. Врубаю адскую турбину и почти сразу же ощущаю себя как верхом на громадном пылесосе. Хотя какой к черту пылесос, это вообще адово горнило. Прогреваю всю эту систему по аналогии с автомобилем, смотрю на датчики, причем смысл подавляющего большинства из них или не понимаю или самую малость, на интуитивном уровне.

Три датчика новые, это то, что поставил Джим. «Невидимость», «топливо-мана/ци» и «малый магический щит» с процентами, пока что пустой в 0%. Как его насытить? Поковырялся, понял, заполнил, машину на пару мгновений окутало синеватое сияние, потом пропало.

Ну, вроде разогрелись.

Щелкнул рацией.

— Земля, земля. Слышите меня? Пальштейн, ну хоть ты меня услышь?

— Это зем… Леонид, что ты делаешь на этой частоте? Это частоты авиации.

— А сам чего делаешь? У нас сейчас небо кто-нибудь диспетчерит?

— Это Временный-восемь, — вклинился властный новый голос, — назовитесь!

— У меня нет пока позывного, я Гуль-Один.

— Не пойму, что за позывной? Вы борт? Где вы? Не засоряйте эфир, молодой человек.

— Я не молодой и не человек. Но — я да, борт. Миг-Семнадцать, стою на взлёте на полосе номер двадцать шесть городского аэродрома. Прошу разрешить взлёт.

— Гуль-Один, там всего одна полоса. Или это вы про цифру? Откуда у вас Миг?

— Времена такие, Временный-Восемь.

Какое-то время в рации раздавался треск и переговоры за пределами эфира.

— Гуль-Один, у вас нет полетной карты, вас нет в списках и вообще черте что. Назовите хотя бы принадлежность и конечную цель маршрута?

— Российская армия, старлей и союзный командор клана. Цель — Архангельск. Там работает аэродром?

— Командор… Не знаю, Гуль-Один. Вы умеете управлять самолётом, летали раньше?

— На малой винтовой авиации… некоторое время летал, — я решил на вдаваться в детали своего не вполне тривиального и не очень долгого полёта.

— Какой ещё, к дьяволу, винтовой?

— Вертолёт Ми-Восемь.

— Так и говорите. Винтовая… Ладно. Гуль-Один, это Временный-Восемь, взлёт разрешаю. Коридор восемь тысяч. Ниже шести категорически не спускайтесь, к Москве не приближайтесь, работает ПВО. У вас есть карта и навигация?

— У меня на телефоне яндекс карта. Если аккумулятор не сядет.

— Мля. Ну, времена действительно странные. После взлёта набор высоты до рабочего коридора, если у вас и правда Миг, то это не проблема, несколько я помню из института. Вообще-то на них лет сто не летают. Двигайтесь направлением строго на северо-восток, на Владимир, я передам вам местному диспетчеру, оттуда повернёте на север, пройдете восточнее Ярика, дадите поправку двенадцать-восемнадцать градусов, вас скорректируют и до Вологды, там садитесь на дозаправку.

— Мне не нужна дозаправка.

— Чкалов — что ли?

— У меня будет дозаправка в воздухе.

— Хрень собачья. А, гори оно всё огнём. Ладно, Гуль-Один, проверяю погодные условия… Взлёт разрешаю, прошу доложиться по набору тысяча.

— Принял, Временный-Восемь, начинаю взлёт.

— Удачи тебе, Лёня, — подал голос Пельштейн, он всё это время был «в канале», на него немедленно нарычал диспетчер по поводу «засорения эфира».

Выдыхаю.

Так, врубаю форсаж, теперь плавно повышаю мощность, снимаю с колесных тормозов, машина дрожит в нетерпении. На этой аэротрубе мои соотечественники гоняли американских лётчиков над небом Вьетнама, причем американцы ставили себе цель сбить и представить мировой общественности труп (а в идеале, живого пленного) русского пилота, но наши и вьетнамцы им такого удовольствия не представили. А сейчас мы все вместе бьемся против внешних иномирских вторжений. Ирония.