Шрифт:
— Что еще за место? — полюбопытствовал Курбатов.
— Я что, опять должен тебе докладывать?
— Ладно… Будь осторожен!
— Ну-у, у меня же теперь есть Фрося!
— Тогда — тем более!
Глава 7
Я выкатил «Волгу», усадил обоих родственников, которые одинаково не были таковыми, по крайней мере, для Санька, тело которого я носил. Мы заехали за Ксюхой, работавшей в комбинате бытового обслуживания. Володька вызвался сбегать за сеструхой, и мы с Фросей остались один на один. Вид у «двоюродной сестры» был самый невозмутимый, словно мы и впрямь состояли в родстве, а не работали на одну контору. Правда, она по зову служебного долга, а я — по стечению обстоятельств.
— У тебя вещички-то есть какие-нибудь? — спросил я. — Ну там — бельишко на смену, одежонка, зубная щетка…
— Можешь не беспокоиться, — кивнула она.
— Ладно, — сказал я. — Диван в зале в твоем распоряжении. Простыня, наволочка, подушка, одеяло тоже найдется.
— Благодарю!
В этот момент показались другие мои родичи. Они залезли в салон, и я представил Ефросинью сестре. Ксюха улыбнулась, но в глазах ее мелькнуло недоверие. Ну да, я же ни ей, ни Володьке ничего не говорил о том, что у меня есть еще сестра, потому что до сегодняшнего дня сам не подозревал об этом. Как бы то ни было, знакомство состоялось. И я все свое семейство повез к столяру Алексеичу. Капустный переулок — это самая окраина города, перехлестнувшая через Круговую дорогу. Вернее, когда ее прокладывали, то просто отрезали часть городской территории, чтобы лишнюю петлю не делать.
С асфальтом в этом самом переулке было плохо, вернее — его не было совсем, а грунтовку расквасили грузовики и трактора. Чтобы не завязнуть по самое брюхо, пришлось оставить машину на обочине, а дальше всем кагалом пробираться пешком. Это и впрямь оказалось проще, чем буксовать на «ГАЗ-24», потому что в этом аппендиксе частной застройки еще сохранились деревянные тротуары. Домовладение номер семь было самым добротным с виду. За высоким глухим забором брехали волкодавы.
На калитке оказалась кнопка дверного звонка, спрятанная под самодельный козырек от дождя и снега. Я нажал на нее. Звонка мы не услышали, но минут через пять засов изнутри отодвинули. Калитку открыла бабка в платке, телогрейке, черном вдовьем платье и в калошах. Ни о чем не спросив, она пропустила меня и всех приехавших со мною, во двор. От ворот к дому вела вымощенная кирпичом дорожка, с обеих сторон огороженная железной сеткой. И справа и слева на сетку бросались кудлатые псы.
Старуха на них цыкнула, и волкодавы притихли, обиженно ворча и гремя цепями. Женщины и пацаненок гуськом устремились к дому, я последовал за ними. На крыльце под широким навесом встречающая велела нам разуться, чтобы не тащить грязь в дом. Крыльцо было застелено, сплетенной из разноцветных лоскутов, дорожкой, по ней мы и попали в сени, а оттуда — на просторную кухню, с печью такой громадной, какой я еще и не видел. Здесь пол тоже был устлан лоскутными дорожками, тикали ходики, пахло печеным хлебом.
— Вы, девоньки, тут посидите, — распорядился хозяйка, — а мужички пусть к мастеру сходют, потолкуют. Алексеич шибко женского полу в мастерской не терпит.
— Ладно, сестренки, — сказал я. — Побудьте на кухне…
— Идем, Володька, — сказал я, положив руку брательнику на плечо.
Через дверь мы попали в дощатый проход, соединявший, надо думать, дом с мастерской. Доски пола под ногами скрипели и все строение пошатывалось. К счастью, идти пришлось недолго, через пару минут мы с Володькой вступили в широкий, добротный сарай, в котором пахло свежей стружкой и красками. В мастерской было несколько верстаков, сверлильный и токарный станки, циркулярная пила. Под ногами шуршала стружка и опилки. Сам мастер встретил нас в фартуке, надетом поверх косоворотки и штанов, закатанных выше крепких жилистых щиколоток. На залысом лбу поблескивали круглые очки.
— Я — Данилов! — напомнил я. — Звонил вам сегодня.
— Да, помню, — отозвался Алексеич. — Хватеру хошь обставить… Тока учти, я полированной дряни не делаю. И с ДСП не вошкаюсь… Только из массива доброго. Дуб, ольха, береза — сам заказываю материал и прочее, сам сушу… Лак, клей — все самоваренное, не покупное… Шурупами, гвоздями зазря древесину не дырявлю… Это пусть на фабриках шурупят… Им бы лишь план и премия, а то что у клиента потом все мебеля расшатаются и шурупы ихние повылезут из гнезд, никого не колышит…
— Простите, Алексеич, а можно взглянуть на образцы? — спросил я.
— У меня складу готовой продукции нету, — откликнулся старик. — На заказ делаю. Сразу все забирают… А вот картинки глянуть можешь… — он протянул мне большую папку. — Художник один заезжий малевал по моим указаниям… Вон на том верстачке с пацаном разложите и листайте, а я поработаю пока…
Мастер принялся снова вжикать рубанком, а мы с братишкой, разложили по свободному верстаку листы ватмана с изображениями образцов продукции Алексеича. Я думал он только допотопные комоды с буфетами, да диванами, на спинках которых предусмотрена полочка для фарфоровых слоников, ладит, ан нет! Если верить художнику, «мебеля» хозяин мастерил разные, на все вкусы — мог сундуки и лавки для любителей ретро смастрячить, а мог и нечто современное — трельяжи, серванты, подставки-тумбы под телевизоры, диваны и кресла.
— Ну что, Володька, — обратился я к брательнику. — Выбирай, что тебе нравится!
Он пожал плечами.
— Сеструхе бы показать…
— А — покажи! — решил я. — Бери папку и тащи на кухню.
Сложив листы, я вручил папку Володьке и тот понес ее в дом.
— Я думал — это сынок твой, — проворчал Алексеич, когда мы с ним вдвоем остались.
— Брат, — ответил я. — Не женат я еще.
— А ведь я тебя знаю! — продолжал тот. — Внучка моя у тебя в секции занимается… Какая-то драка басурманская… Как ворона каркнула…