Мы до сих пор ощущаем потерю. В детстве мне казалось несправедливым, что я не могу ездить в школу на собственном тираннозавре рекс. И хотя нептичьих динозавров я могу воображать, разве что глядя на их искореженные, минерализованные кости, я чувствую тоску по ним – ностальгию по времени, свидетелем которого я никогда не смогу стать, по времени, когда динозавры правили Землей. Но если бы нептичьи динозавры выжили, наша собственная история пошла бы другим путем. А может быть, и вовсе не началась бы. Мало того что млекопитающие остались бы малютками при неограниченной власти нептичьих динозавров, но, вероятно, самым ранним приматам типа землероек пришлось бы выдерживать жесткую конкуренцию с доминирующими сумчатыми. Наши предки формировались бы по-другому, и, вполне возможно или даже скорее всего, мир так и не стал бы подходящим местом для почти безволосых двуногих обезьян с крупным мозгом и наклонностями к переустройству планеты. Массовое вымирание конца мелового периода не просто завершение истории динозавров, но важнейший поворотный момент нашей собственной истории. Если бы не разрушительный удар космической глыбы, которая врезалась в древний Юкатан, нас бы не было. Это общий момент для обеих историй. Взлет и падение неразделимы.

На этом обычно мы и заканчиваем эпическую повесть. В нашем представлении о доисторических временах динозавры были царственными, даже высокомерными. Самые большие, причудливые и свирепые из них жили в позднем меловом периоде, в сырых болотах и туманных лесах. Заплутавший астероид в одночасье положил конец их правлению, а Землю унаследовали кроткие создания. Подобно тому как динозавры некогда выиграли от массового вымирания, которое позволило им 201 миллион лет назад выйти из тени древних родственников крокодилов, так и нашим мелким теплокровным прародителям улыбнулась незаслуженная удача, оставив их в неоплатном долгу {8} .

Мы обходим молчанием природу восстановления, или то, что предопределило разницу между выжившими и погибшими. Мы зациклены на том, что утрачено, и упускаем из виду, что даже в леденящем холоде, последовавшем за пеклом уничтожения, жизнь уже начала возрождаться и восстанавливаться. Похожим образом мы часто справляемся с собственными личными травмами: помним раны, но забываем, что ужасные события помогают нам расти над собой. Жизнестойкость бессмысленна без катастрофы. Подобные мысли и привели меня к этой истории, повести о том, как жизнь внезапно изменилась, но все же продолжилась и в итоге мы оказались «здесь и сейчас». Мой рассказ связан с болью и разрушением, но именно они послужили условием поворотного момента, который часто воспринимается как данность или что-то неизбежное. Это история о том, как жизнь восстанавливалась после худшего дня в истории. Жизненные потери ощущались остро и глубоко 66 миллионов лет назад, но каждый листок папоротника, тянущийся к свету, каждый зверек, дрожащий в своей норке, каждая черепаха, упавшая с бревна в заросший пруд, – все они заложили фундамент того мира, каким мы его знаем сейчас. Это не памятник утрате. Это ода жизнестойкости, которую мы наблюдаем только во времена катастроф.

Представьте себе, что вы в меловом периоде. День, неотличимый от многих других, солнце в зените, Хелл-Крик, ныне штат Монтана, 66 миллионов лет назад. Земля размокла и превратилась в зловонную жижу, так как из-за недавних дождей близлежащий ручей вышел из берегов. Если бы вы не знали ничего лучше, то могли бы подумать, что сейчас разгар лета и вы находитесь на болотистом побережье Мексиканского залива. Заросли магнолий и кизила переходят в хвойный лес, а папоротники и другие низкорослые растения нежно колышет легкий ветерок, овевающий поляну, на которой вы стоите {9} . Но знакомый образ вскоре напоминает вам, что сейчас другое время.

Одиноко ковыляет вдоль лесной опушки трицератопс грубый (Triceratops horridus) {10} , его надглазничные рога метровой длины слегка покачиваются взад-вперед, пока приземистый динозавр тащит свою чешуйчатую десятитонную тушу по влажной земле. Это огромное четвероногое, похожее на большую толстокожую платформу, предназначенную для поддержки массивной головы, украшенной щитоподобным воротником на задней части черепа. Длинный рог над каждым глазом, короткий носовой рог и клюв, почти как у попугая, отлично подходящий для срезания растительности, которую зубы животного затем измельчают в мелкую кашицу. Громадное растительноядное фыркает, от чего в лесной тени верещит и испуганно срывается с места невидимый зверек. В это время дня, когда солнце еще высоко, а температура под 30 градусов, едва ли встретишь других динозавров; единственные «ужасные ящеры» [1] на виду – это пара птиц на корявой ветке, выглядывающей из лесной тени {11} . Пернатые словно ухмыляются, их клювы щетинятся мелкими зубками для ловли насекомых.

Именно здесь мы увидим, как эпоха динозавров встретит свою гибель в пламени.

В считаные часы все здесь будет стерто с лица земли. Пышная зелень сменится огнем. Солнечное небо потемнеет от сажи. Густая растительность превратится в пепел. Искореженные тела животных с потрескавшейся кожей покроют растерзанную землю. Тираннозавр рекс (Tyrannosaurus rex) – король-тиран – будет низвергнут с трона вместе с остальными нептичьими динозаврами, независимо от их размера, рациона питания или нрава. Более 150 миллионов лет ужасные ящеры определяли облик мировых экосистем и превратили их в невиданный по разнообразию динозавровый бестиарий, а теперь окажутся на волосок от полного уничтожения.

Мы знаем, что птицы выживут и даже будут благоденствовать после того, что произойдет. Небольшая стайка пернатых подхватит родовое знамя динозавров и начнет новую главу в их истории, которая продолжится десятки миллионов лет до Нового времени {12} . Но наши любимые динозавры во всем своем зубастом, шипастом, рогатом и когтистом великолепии сгинут в мгновение ока, оставив после себя обрывки кожи и перьев да обломки костей, которые мы откопаем сотни миллионов лет спустя только для того, чтобы узнать, что фантастические рептилии вообще существовали. Благодаря такой невероятной, требующей особой деликатности сохранности наши любимые динозавры станут созданиями, бросившими вызов времени: их остатки все еще с нами, но лишенные своей жизненной силы, они одновременно существуют и в настоящем, и в прошлом.

Впрочем, не только нептичьи динозавры уйдут в небытие. Вымрут гигантские птерозавры с перепончатыми крыльями, порой достигавшие роста жирафа. Летающие создания вроде кетцалькоатля (Quetzalcoatlus northropi) {13} , с размахом крыльев шире, чем у «Цессны», и способные совершать кругосветные путешествия, исчезнут так же стремительно, как и нептичьи динозавры. В морях переведутся плезиозавры с длинной шеей и четырьмя веслами-плавниками {14} и двоюродные братья комодских варанов под названием мозазавры (Mosasaurus maximus), а также беспозвоночные: родичи кальмаров со спиральным панцирем, аммониты, и плоские строители рифов, моллюски размером больше сиденья унитаза. Недоростки и замухрышки тоже не получат пропуск в нашу эру. Да и среди тех, кто выживет, потери будут нешуточными. В Северной Америке почти полностью вымрут сумчатые млекопитающие {15} , массовая гибель постигнет также ящериц и змей с птицами. Небольшую отсрочку получат разве что обитатели пресноводных рек и озер {16} . Крокодилы, странные крокодилоподобные рептилии под названием хампсозавры, рыбы, черепахи и земноводные более стойко встретят надвигающееся бедствие, но и их жизнь окажется на волоске.