– Даш, я же здесь, не плачь. Посмотри, я в порядке, – я протягиваю руку, хочу погладить Дашу по плечу, привлечь внимание прикосновением, но пальцы проходят сквозь одежду, будто я не я, а голограмма.

Я испуганно отдёргиваю руку. Что за чёрт? Оказавшись на веранде, я не дала себе труда задуматься, но ведь мгновенное перемещение – это абсурд. И дружки Дашины, ни сама Даша меня не замечают, хотя я стою открыто у всех на виду.

– Даха! – орут с веранды.

Даша вздрагивает на каждый окрик, но стоит.

То, что я вижу дальше, повергает меня в ужас. На шее у Даши дёргается чёрная петля, а конец поводка тянется на веранду. И я ни секунды не сомневаюсь, что петля не возникла прямо сейчас, она существует очень давно, возможно, с того самого дня трагедии.

Откуда я знаю? Это способности привидений? Хотя, учитывая, что меня никто не видит, наверное, правильнее считать себя неупокоенным духом. Да какая разница?! Меня заботит сейчас не собственная смерть и не посмертие, которое я всегда считала утешительной выдумкой.

Если Дашу коснуться я не могу, то петлю подхватываю с необычайной лёгкостью. Чернота ошпаривает пальцы, контуры ладоней с тихим, слышимым мне одной шипением начинают растворяться, но я тяну узел. Я не сразу замечаю охватившее мои пальцы розовое сияние, оно испаряет черноту.

Прекрасно – я могу уничтожить и петлю, и поводок. И я это делаю!

– Даха, говорю!

– Да пошли вы! – рявкает освобождённая Даша. В сторону дружков она теперь смотрит с ужасом и гневом.

Я обнимаю её со спины, целую в щёку и делаю то последнее, что могу. Встряхиваю розовый свет как пуховое одеяло, и окутываю им Дашу. Теперь моя любовь с ней навсегда, как и моя защита.

Я отступаю улыбаясь. На меня накатывает волна слабости. Когда-то я читала фэнтези, и там, привидение, потратившее слишком много энергии, развоплощалось навсегда. Я снова смотрю на свои руки. Ну вот, я таю, как пломбир в июле. Я чувствую, что моё время подходит к концу, но я вполне счастлива.

– Тётя, я люблю тебя! – кричит Даша в телефон. – Живи, пожалуйста!

– Всё будет хорошо, Даш.

Меня ослепляет вспышка. Последнее, что я вижу – как вместе с выкриком от Даши вырывается свет, не моё розовое одеяло, а её собственный, перламутровый, завораживающе-прекрасный, подхватывает меня и сдувает, как летний ветерок пушинку одуванчика, а Даша бросается прочь с дачи.

Неожиданно, но я не исчезаю.

Когда я открываю глаза, я обнаруживаю себя вполне телесной, лежащей на безразмерной кровати. Чешется левая пятка, а под ладонью ощущается что-то приятное, шелковисто-скользкое, прохладное. Приподнявшись на локте, я осматриваюсь.

Я попала то ли в снежное море, то ли в гущу взбитых сливок. А как ещё назвать пушистую перину и не менее пушистые подушки в количестве… штук пять, не меньше. И всё это затянуто в ароматный белоснежный шёлк. После гари и дыма вдыхать лёгкий цветочный флёр особенно приятно.

Глаза довольно быстро устают от однообразия – комнату скрывает плотный полог, я сижу в постели, как в коконе.

Странно…

Любопытно и капельку неловко, потому что это явно чужая постель. Я приподнимаюсь на локте. Подол сорочки успел задраться и обнажить костлявую коленку. С каких это пор у меня ноги кузнечика? Да и руки… излишне тощие. Хм. Первое ошеломление проходит, и мысли возвращаются к Даше. Конечно, есть вероятность, что я лежу в ожоговом отделении и вижу слишком реалистичный сон, но я бы на это не рассчитывала. Даша… Ей будет тяжело, но я верю, что она справится и прислушается к моим последним словам, не зря же я от петли избавилась. Мне, кстати, тоже стоит последовать собственному совету – жить долго и счастливо. Я здесь, потому что Даша напоследок от всей души пожелала “живи”? Пока нет другой информации, буду считать так.

Я мысленно отправляю Даше последнюю прощальную улыбку. С Дашей осталась моя любовь, Даша справится. А я не имею права пустить по ветру подаренный мне шанс.

Решительно отдёрнув полог, я спускаю босые ноги на пол, в новую жизнь, и встаю.

– Вау.

Огромное пространство, выдержанное в бело-голубых тонах, встречает меня простором, мягкой мебелью и причудливым трюмо. Ворс паласа приятно щекочет стопы, и я устремляюсь к зеркалу, чтобы воочию подтвердить свои подозрения.

В стекле отражается юная блондинка, на вид лет восемнадцать-девятнадцать. Цветущая, розовощёкая, на мой вкус чрезмерно худая, но это уже мелочи, ведь главное – я жива! И, судя по интерьеру, весьма состоятельна. Не крестьянка, не уборщица.

– Ваше высочество, доброе утро, – дверь открывается, и в спальню, не дожидаясь разрешения, входит девчушка, одетая в голубое платье, словно нарочно подобранное в тон интерьеру.

Пышный передник и чепчик на голове намекают, что пришла служанка.

– Хм? – единственный звук, который мне удаётся издать.

Внешний мир вторгся в мой кокон, когда я морально к этому ещё совершенно не готова.

Служанка то ли не замечает моё недовольство, то ли игнорирует, и продолжает восторженно щебетать: