Распахнув дверь, она вошла.

— Я хочу поговорить с тобой.

Джайлз успел снять фрак и развязать галстук. Немного помедлив, он отбросил полоску белого полотна.

— Я сейчас приду.

Она остановилась в нескольких шагах, сложила руки под грудью и посмотрела ему в глаза.

— Не вижу причин ждать.

Джайлз поспешно оглянулся, как раз вовремя, чтобы увидеть удалявшегося Уоллеса.

Отвердев лицом, он повернулся к Франческе.

— Прекрасно, — холодно бросил он. — В чем дело?

Неосмотрительный выбор слов: она так и вспыхнула. Но сразу же взяла себя в руки, отчего ему стало совсем не по себе. Он и раньше видел ее в гневе; на этот раз она горела холодным пламенем, призванным не обжигать, но убивать наповал.

— Я не дитя, — произнесла она, подчеркивая каждое слово.

Джайлз многозначительно оглядел ее совсем не детскую фигуру.

— Я не подозревал, что обращаюсь с тобой… — Он осекся.

Она рассмеялась. Но так, что по полу, казалось, раскатилась горсть льдинок.

— Как с ребенком, не обладающим ни малейшим признаком инстинкта самосохранения? Безмозглой дурочкой, неспособной пройтись по парку без того, чтобы не упасть и не ушибиться? Или ты вообразил, что на меня нападут и изнасилуют прямо здесь, рядом с твоим домом? — Она снова зябко обхватила себя руками, словно гнев обладал способностью замораживать. — Ты отдал приказ, сделавший меня узницей в этом доме. Доме, который предположительно должен был стать моим. Почему?

Простой вопрос потряс его до глубины души. Он ожидал, что она будет рвать и метать. Кричать и злиться. Но она ударила в самое сердце, всего лишь пожелав узнать почему.

Он слышал, как утекают секунды. Старался замедлить дыхание. Позволить своему сердцу ожесточиться.

— Потому что таково мое желание, — объявил он наконец.

Она снова никак не отреагировала. Не воздела руки к небу. Не стала проклинать его. Только изучала, спокойно и невозмутимо. И, медленно покачав головой, возразила:

— Этого ответа недостаточно, милорд.

— Однако другого у меня нет. Это все, что я могу сказать.

И опять она отреагировала не так, как он ожидал. Глаза чуть расширились, и только. Повернувшись, она вышла из комнаты. Дверь тихо закрылась.

Джайлз тупо уставился на закрытую дверь. Внутри будто все оледенело до такой степени, что он ощутил боль. Он уже думал, что холоднее быть не может. Но и насчет этого ошибся. Впрочем, и насчет всего остального.

Как много ошибок он наделал… И только потому, что считал, будто любить кого-то или не любить — решение, зависящее только от него. Но это оказалось не так.

Шорох у входной двери заставил его повернуть голову. Он жестом отослал Уоллеса. Нужно немного времени, чтобы снова надеть невидимые доспехи, вооружить себя против неумолимого холода. Он и раньше ведал страх, но ничего подобного не испытывал. Черная бездна раскрылась перед ним, грозя затянуть. Каждая новая волна была более мощной, более продолжительной. Он думал, что одолеет таившийся в душе ужас или по крайней мере рано или поздно сможет над ним восторжествовать. Происшествие в холмах, когда из-за Ланселота чуть было не погибла Франческа, а он спас ее, позволяло праздновать победу.

Но все оказалось впустую. Если ей грозила опасность, когда он оказывался рядом, все было хорошо. Страх не уходил, но сам он не был беспомощен и знал это. Доказывал. Он силен и отважен. Вряд ли на свете существовала такая беда, от которой он не мог ее защитить, тем более что варвар, сидевший в нем, был вне себя от восторга. Это льстило его низшему «я».

Но его истинное «я» не имело доспехов против невидимых врагов. Не умело уберечь ее от них.

Против всех сознательных намерений и благоразумных решений его истинное «я» по уши влюбилось в свою жену.

Нервно дергая за манжеты, он принялся вынимать запонки. Впервые он почувствовал этот холод, когда Уоллес поднял крышку с подноса, на котором лежала изуродованная шляпка. Он старался не замечать, не обращать внимания, словно этим отрицал самое существование опасности. Потом случилась эта история с приправой.

И тут страх дерзко поднял голову. И с этой поры полновластно правил Джайлзом.

И то, что приправа вовсе не была отравлена, значения не имело. И ничего не меняло.

Он бесповоротно влюблен в свою жену. Его мир вертится вокруг ее улыбки, и сама мысль о том, что ее могут отнять, непереносима.

Уоллес вернулся. Джайлз слышал тихие шаги своего камердинера и мажордома, старавшегося бесшумно повесить в гардероб сброшенный фрак.

Дверь в комнату Франчески снова открылась. Она появилась на пороге, взволнованная, взбешенная до такой степени, что щеки полыхали пожаром. Волосы были всклокочены, словно она в гневе их ерошила.

Джайлз поспешил бросить взгляд на Уоллеса, дабы убедиться, что мажордом тактично удалился. Мысленно готовясь к схватке, он осведомился:

— Что теперь?