Шрифт:
– Нам-то от этого какая печаль? Рассчитывается он с тобой правильно? – так пока и не понял проблемы Прасковьи Ванька.
– Так-то оно так. Со мной правильно. Только девок он каждый день то туда, то сюда за покупками посылает с этими десятирублевыми билетами. Купить что по мелочи просит, а сдачу ему полностью вернуть. Её у него уж с пол чемодана накопилось. Из её мог денег им давать, а он всё новенькими и новенькими, – поделилась своими подозрениями Прасковья.
– В лавках с этими деньгами всё хорошо? – отставил в сторону чашку Ванька.
– Всё хорошо, и в магазинах, и на базаре. Везде, куда девок посылал, – ответила Прасковья.
Так, похоже от блиноделов человечек. Вот, не было печали… Не надо нам таких гостей…
– Хорошо, что сказала. Федор сейчас в Котельниче. Кто у тебя от него? – начал инструктировать Прасковью Ванька.
– Анисим, – коротко проинформировала Ваньку Прасковья.
– Мужик он дельный. Пусть кого-то подговорит с гостем тем свару устроить, а там вызовите полицию и от него избавьтесь. Похоже, деньги фальшивые ваш гость сбывает, – всё по полочкам Ванька разложил.
Как сестры расходиться стали, Ванька Марию задержал и велел ей господину полицмейстеру про того гостя информацию передать. Пусть не кто попало его из дома терпимости у Прасковьи забирать будет, а доверенные его люди. Там уж у себя затем они пусть и колют гостя. Может что у них и выгорит.
Выгорело. Господин полицмейстер опять же через Марию Ваньке поклон и благодарность передал.
Так сам того не желая Ванька в ещё неначавшейся войне с австрийцами участие принял, один из ручейков сбыта их фальшивых денег перекрыл. Гибридные войны-то не в двадцать первом веке придумали, с испокон веков они велись. Вот и попаданец на такой побывал, ничего в этом нет удивительного.
Глава 4 Про охотников
Семьи у вятчан во времена Ваньки Воробьева большие, да и знаются они до седьмой воды на киселе. Как праздник, свадьба, похороны или ещё какое событие – родственников и гляден полон двор…
Вот и в эти дни, если в Болотовской или в Бакулях, а также в Стулове мобилизовали кого-то из мужиков в армию, то точно Ваньке и сестрам они по родству. Дальнему, ближнему – какая разница, садись на лошадку и приезжай. Проще на это время в родительский дом в Болотовской переехать, чем с Больше-Хлыновской туда-сюда мотаться.
Ванька, Прасковья, Евдокия, Мария и Александра теперь по разряду дальних гостей идут. Это те, кто рядом в деревнях живут – ближние гости, а Воробьевы – уже дальние. Им и почету больше, место за столом лучше, рюмка полнее…
У Ваньки в правом подреберье уж покалывать стало после такого гостеприимства, но до дна пить налитое приходится – нельзя хозяев обидеть, тем более на проводах в армию. Традиция – она нерушима.
Девки в домах терпимости у сестер теперь в две смены работают. Днем подарки уходящим в армию шьют, а уж вечером и ночной порой – по специальности. В солдаты у Ваньки много родни уходит, а каждому и кисетик с вышивкой изладить надо, и другие нужности. Табачок-то в кисете из лавки будет, а сам он должен быть от души, ручной выделки…
Хотя, некоторые самосад покупному предпочитают – крепче и дешевле. Своими руками выращен, а не за копеечки куплен.
Только всех проводили, молочком парным немного печень поправили – опять двадцать пять…
Анисим, что у Прасковьи в вышибалах, с мятым газетным листом явился, стоит, с ноги на ногу переминается. Дело у него к Ивану.
Высочайшее повеление в той газете опубликовано. О приеме охотников в сухопутные войска. Заведениям Ваньки от этого ущерб, а ведь не откажешь. Отпускать Анисима придётся в армию, его правда и право – не желает он за бабьими юбками в сложное для державы время отсиживаться.
Нужны России добровольцы, ни одна война у нас без них не обходится. Благословил Ванька Анисима, а сам оставленной газетой занялся.
Повелевал нынешний российский император охотниками принимать лиц, подлежащих воинской повинности, но ещё не являвшихся к исполнению таковой. Могли охотниками идти и имеющие отсрочки, и освобождения по разным причинам. Добровольно принимались в армию сейчас и состоящие в ополчении второго разряда, а также лица, на которых не распространялось действие Устава о воинской повинности и отставные нижние чины.
Не принимали охотниками тех, кому ещё не исполнилось восемнадцати лет или уже перешагнувших рубеж в сорок три года, лишенных всех прав состояния или всех особенных прав и преимуществ, лично и по состоянию присвоенных, состоящих под уголовным судом или следствием и подвергшихся по судебному приговору наказанию, сопряженному с лишением права поступать на государственную службу. Воры и мошенники ещё не могли пойти добровольно в армию. Не имели они такой гражданской привилегии.
Если Ваньке Воробьеву пришлось вопрос о добровольном вступлении в армию с одним Анисимом решать, то вятскому губернатору Андрею Гавриловичу Чернявскому было гораздо труднее.