И вот Германия… чувствуя свое ослабление… внезапно предлагает объединившимся против нее в одно неразрывное целое союзным державам вступить в переговоры о мире… При этом она стремится для создания ложного представления о крепости ее армий использовать свой временный успех над Румынией, не успевшей еще приобрести боевого опыта в современном ведении войны… Ныне, окрепшие за время войны союзницы… имеют возможность приступить к мирным переговорам в то время, которое они сочтут для себя благоприятным. Время это еще не наступило, враг еще не изгнан из захваченных им областей. Достижение Россией созданных войною задач, обладание Царьградом и Проливами, равно как создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей – еще не обеспечены. Заключить ныне мир значило бы не использовать плодов несказанных трудов ваших, геройские русские войска и флот. Труды эти… не допускают и мысли о мире до окончательной победы над врагом» [62] .

В отличие от Ленина, боровшегося за поражение России в войне с тевтонами, государь-император до последних дней своего царствования не допускал даже мысли о мире до полной победы над врагом! Получив холодное молчание Антанты и жесткий ответ русского царя, Берлин встал перед дилеммой: либо потерпеть разгромное военное поражение, либо попытаться любым путем вывести из войны кого-то из врагов. Реальной казалась возможность «свалить» через революцию Россию. Тут в Берлине вспомнили (не могли не вспомнить!) про Ленина с его «пацифистской» программой, и через три дня после «отлупа» Николая II кайзеру Вильгельму русские агенты зафиксировали появление Ленина в германском посольстве в Берне. Логическая связь этих событий очевидна, и потому информация о посещении Лениным 28–29 декабря немецкого посольства в Берне, изложенная в подлинном отчете бюро «Бинт и Самбен», представляется правдивой.

Немцам позарез нужно было поражение России, а Ленину позарез нужны были деньги. Это обусловило взаимную заинтересованность сторон, хотя надежд на скорую революцию в России, а тем паче на мировую революцию, «под руководством пролетариата против власти финансового капитала, против капиталистов», у Ленина тогда не было. В «Докладе о революции 1905 года», адресованном в январе 1917-го молодыми швейцарскими социалистам, он признал: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции» [63] .

Уныние, да и только! И тут случилось «февральское чудо»: в Петрограде произошла революция, свергнувшая русскую монархию и открывшая для России двери в новый мир и новое будущее. Ленин истерично возбудился от таких известий, он рвется в Петроград, ищет способ прорваться туда и не находит. И тут ему на помощь, по совету Парвуса [64] , пришли германские покровители, которым Ленин наконец-то всерьез понадобился.

Дело в том, что после Февральской революции, которая стала для Берлина полным сюрпризом, начался процесс дезинтеграции Российской империи, чего и добивалась Германия, но Временное правительство выступало за продолжение войны, что Берлин никак не устраивало. Немцам нужно было иметь в Петрограде свое марионеточное правительство, которое подписало бы с Германией сепаратный мир. И тут они вспомнили про «пораженца» Ленина, который выступал за военное поражение и развал России и называл ее защитников социал-шовинистами [65] . Большевистская партия и ее вождь были единственными в России пораженцами, так что ставить в большой «русской игре» можно было только на них. И в Берлине эту ставку сделали. Об этом свидетельствует уже визит Ленина в германское посольство в Берне в самом конце 1916 года, а после Февральской революции фигура Ленина стала безальтернативной.

25 марта 1917 года статс-секретарь германского МИДа [66] А. Циммерман сообщил через офицера связи МИД в Главную штаб квартиру (Ставку Верховного командования):

Напомним, IIIb – это особый отдел германской военной разведки, которому, наряду с МИДом, поручили проведение этой спецоперации, в которую был вовлечен и Генштаб.

5 апреля 1917 года помощник статс-секретаря Буше сообщил германскому послу в Берне: «Генштаб согласен. Переезд границы в Готмадингене. Нужный офицер будет сопровождать поезд от Готмадингена до Засница. Передача в Готмадингене осуществляется представителем МИД, назначенным там же. Никаких паспортных формальностей на границе. Багаж будет опечатан. Безопасный транзит гарантируется… Дальнейшие детали о времени поездки последуют позже. Предварительно в субботу вечером в Готмадингене будут готовы два экспресс-вагона второго класса» [69] .

Был намечен маршрут переправки: Цюрих – Готмадинген – Берлин – Засниц – Стокгольм – Петроград. Курировал операцию лично главнокомандующий Восточным фронтом генерал Эрих Людендорф. Потом он признал: «Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно, Россию нужно было свалить» [70] . Берлин был так заинтересован в этой «инъекции чумы» (фраза Черчилля), что если бы шведские власти отказали Ленину и К° во въезде в страну, то германское Верховное командование готово было «переправить их в Россию через линию фронта», как диверсантов [71] .

После согласования условий переезда и оргмероприятий, 9 апреля 1917 года в три часа пополудни 32 «переселенца» [72] во главе с Лениным выехали из Цюриха до пограничной станции Готмадинген. Там они пересели в опломбированный вагон, и в сопровождении швейцарского социалиста (циммервальдца) Фрица Платтена и немецких офицеров отправились дальше в путь [73] . Поездка проходила «очень слаженно», путешественники остались «весьма удовлетворены предупредительностью германского правительства». «Засланцы» пели революционные песни, покурить выходили в туалет, а Ленин выписывал «билеты» на его посещение. Утром 11 апреля спецпоезд со спецвагоном прибыл в Берлин. В столице Германии поезд простоял, перемещаясь с вокзала на вокзал, около 20 часов, что было очень странно, так как до этого эшелон пропускали вне очереди. И здесь произошло событие, которое привело Ленина с его идеологией «пораженчества» к закономерному финалу. Обстоятельства случившегося еще в 1950-е годы изучил и осветил немецкий историк Вернер Хальвег в цитируемой нами книге о возвращении Ленина из Швейцарии в Россию. Вот что ему удалось узнать.