— Не брал бы чужое для начала, — ворожея пристально посмотрела мне в глаза, словно пытаясь прочесть мою реакцию. Да я, собственно, уже и не скрывал, что действительно впитал в себя непрошеный дар ворожеи Варвары.

— Так я и не просил эту силу, если вы об этом. Ваша, эммм… прабабка мне ее буквально впихнула насильно. Уж не знаю, по какой причине она вам ее передать не хотела, — я выделил слово «ВАМ», стараясь раскрутить свою собеседницу на откровенную беседу. Мне было интересно узнать, в каких все-таки отношениях они с Радмилой состоят. Союзники они или же враги? Или у них что-то вроде вооруженного нейтралитета? — Но вот факт — ВАМ она силу свою не отдала, а МЕНЯ обманом взять ее заставила. Причем знала ведь, что я ею пользоваться не смогу, а все одно вручила.

— Это она могла, — задумчиво произнесла Пелагея. — Сейчас я вижу даже, почему она так поступила. Ты, часом, перед этим в церковь не ходил, не причащался?

— Нет, — пожал я плечами. — Я не набожен.

— Зря, — Пелагея отпила из кружки, — в вашем мире это хоть какая-то защита от таких, как мы.

— От ворожей?

— От ворожей, ведьмаков, колдунов, ведьм, вурдалаков… Много их — тех, кто на границу с навью как к себе домой шастает, всех и не перечесть. Я уже молчу о существах, вам невидимых, но крепко на вас влияющих.

— Это вы о демонах сейчас говорите?

Разговор приобретал крайне интересное направление. Очень надеюсь, что свой нож я пущу в ход лишь после того, как полностью удовлетворю свое любопытство. Где мне еще информацию об этом новом мире брать, как не у первоисточника? Да, у меня еще был кот, но, во-первых, не факт, что он знает больше Пелагеи. А во-вторых, его сперва разыскать нужно будет — кто их, слуг ворожейских, знает, насколько они обидчивы? Я не удивлюсь, если у них есть что-то вроде отступных: отказался иной ворожей от помощника, тот собрал манатки и сам себе вольную объявил. Не к лицу, конечно, слугам такую пугачевщину устраивать, да только в этом новом мире я человек неопытный, нюансов взаимоотношений тут, похоже, бездна, а разузнать, что к чему, как назло не у кого. Есть лишь эти две ведьмы старые, Пелагея да Радмила, и то последнюю я не так давно чуть не испепелил. Сдается мне, не скоро она мне такое простить сможет. Вот и оставалось мне только одно — слушать внимательно, что говорит враг мой, запоминать да делать собственные выводы. Авось докумекаю, что к чему, чай, не маленький. Разобрался же я со МСЭ, и с этим разберусь. Пелагея тем временем продолжала вещать.

— Мы, ворожеи, их сущностями зовем, но в других духовных практиках их называют по-разному. Демоны, ангелы, черти, шайтаны, джинны и так далее. Тут, как говорится, кто во что горазд, и это я перечислила только сущностей высокого порядка. Я не касалась высших жителей нави и низших обитателей яви, таких как русалки, водяники, лесовики, банники или домовые.

— Что-то у вас, уважаемая Пелагея, все в кучу. Христианские, мусульманские, старославянские и прочие названия употребляете. И потом, вы что, не делаете различий между ангелами и демонами? — подивился я словам ворожеи.

— Отвечу на первое замечание. Я потому я и сказала — сущности. Их очень много, в каждой религии или духовной практике они по-своему называются, всех не запомнить. И потом, человеческие религии не на ровном месте появляются. Они все друг из друга истекают, как реки, что из одного истока выходят, а затем сливаются воедино, превращаясь в бурные потоки, и в единый океан впадают. А суть все одна — вода. Что же касается разницы между сущностями этими, то в чем она, собственно, разница эта? — ворожея сделала очередной глоток и поставила кружку на стол. — Видишь ли, Гриша, в мире имеется очень много разных сил, и все они сосуществуют между собой в некоем балансе. Они уравновешивают друг друга вне зависимости от того, как их называют люди и как к ним относятся. В политике часто употребляют такой термин — система сдержек и противовесов, по телевизору ты, должно быть, часто такие слова слышал. Так вот, в том мире, о котором я тебе сейчас рассказываю, в нашем с тобой мире, это не пустые слова, не абстрактное явление. Система сдержек и противовесов в нашем мире — это данность, без которой все вокруг перестало бы существовать. Любое деяние, любое слово, любая мысль несет в себе силу, способную нарушить хрупкое равновесие. Есть силы разрушения, которые призваны тормозить силы созидания, и, наоборот, любое созидательное действие может остановить разруху.

— Вы сейчас перефразировали закон сохранения энергии?

— Верно, в мире науки это самое близкое понятие к тому, о чем я сейчас говорю.

— Тогда как в эту картину укладывается ваше стремление стать сильнее за счет той силы, что во мне теперь обитает? Разве такое ваше усиление не привнесет в наш мир силы, которые постараются уравновесить дисбаланс, вызванный вами?

— А вот и наша гостья! — улыбнулась ворожея, глядя мне за спину.

На мой вопрос она так и не ответила, да я, впрочем, уже и не хотел услышать ответ. Я рефлекторно повернулся и обомлел — передо мной стояла Вера. На своих худых до безобразия ногах стояла. Ее сопровождали двое: какой-то мужчина в черном костюме и моя старая знакомая Радмила.

— Здравствуй, Гриня, — прошептала Вера и бросилась ко мне на руки, не в силах более стоять на своих двоих. Я подхватил сестру, которая, похоже, лишилась чувств, и уставился на Пелагею.

— И как это понимать? — зло прошептал я, аккуратно укладывая Веру на пол.

— А как хочешь, так и понимай. Я сестру твою сразу раскусила, сразу поняла, что никакая она не хворая. Придури в ее голове достаточно, но в физическом плане она абсолютно здорова. Если не будет лениться да начнет за ногами своими следить, как следует, сразу на поправку пойдет. Сейчас я в ее ноги немного силы вдохнула, но она не мы, Гриша, она просто человек. Не может простой смертный силу нашу перенесть спокойно, все через себя пропускает, как жила медная пропускает электрический ток.

— Стало быть, люди — проводники этой вашей силы, — сделал я вывод. — А как же к ней относимся мы?

— А мы, как ты уже догадался, аккумуляторы, — заговорила у меня за спиной Радмила.

Я оглянулся. Мать Пелагеи выглядела не лучшим образом. Сейчас она была в обличье той самой юной медсестрички и выглядела куда моложе своей дочери, но вот лицо ее было теперь изуродовано.

— А ты не смотри на меня так, ворожей! — вновь заговорила она. — Мы существа, обитающие сразу в двух мирах, в этом и пограничном. И то, что ты пожег меня там, не могло не сказаться на моем облике здесь.