— Ты можешь не дотягивать как юрист, Юля. Я тебя научу. Отпуск дам. С сессией помогу. Но мне нужна абсолютная лояльность. Изменишь парню — твой выбор…
— У меня нет парня, — перебиваю, чувствуя себя глупо. Тем более, что судья-Тарнавский равнодушно отмахивается.
— Без разницы. Заведешь — можешь изменять. Изменишь мне — пожалеешь.
Пульс учащается. Судя по строгому тону — это не шутка и не попытка запугать. Так и будет.
В прямом взгляде читаю, что могу сейчас встать и уйти, но почему-то сижу.
— Я буду преданной, — обещаю и как в обрыв лечу.
Неделю назад меня вынудили согласиться поучаствовать в сливе молодого и дерзкого судьи. Только что я вступила в игру.
Но заказчик не знает, что Тарнавский — моя большая любовь.
Пролог
Пролог
Вячеслав
Сижу в своем охуеть важном судейском кресле и слежу, как по кабинету передвигается Салманов.
На самом деле, когда я въехал в этот кабинет, кресло было другое. Но по совету все того же хорошего друга, бывшего областного прокурора, Айдара-бей Салманова, я привез свое.
Потому что впереди – дохуя важной работы, а я привык к комфорту. И задница моя тоже в плане кресел переборчивая. А удобство для задницы, как известно, всегда повышает работоспособность.
Да и к Салманову я привык прислушиваться. Относиться к нему можно по-разному (как и ко мне, впрочем), но херни не посоветует.
Правда сейчас Айдар делает что-то странное. Положа руку на сердце, подбешивает. У меня в последнее время было слишком много бессонных ночей и не самых приятных разговоров.
Когда друг сказал, что заедет ближе к концу рабочего дня, я надеялся хотя бы на виски и пару выкуренных в окно сигарет. Но вместо этого мне досталось короткое приветствие и рейд по кабинету.
Салманов ведет рукой по раме картины, которая, в отличие от кресла, досталась мне по наследству. Стремная, как перечень ходок самого моего памятного рецидивиста-пидараса, получившего в итоге свое законное пожизненное.
Отодвигает. Заглядывает.
У меня вверх взлетают брови, но спрашивать ничего не спешу.
Друг оставляет в покое картину, идет по диагонали к моему столу. Ведет пальцами под столешницей. Смотрит безразлично на мой вопросительный ебаль… Лицо мое.
После стола Айдар подходит к окну, я провожаю его взглядом, повернув голову.
Он недолго смотрит вниз колодца внутреннего дворика, потом на меня. Я открываю ящик и достаю пачку сигарет. Кривится и коротко мотает головой. Он периодически бросает под влиянием жены и дочерей. Я… Не женат. Могу себе позволить.
– Окно открой.
Прошу, поджигая сигарету под щелчки ручки не самого нового окна. Затягиваюсь и выпускаю дым над головой.
Жизнь по четкому регламенту, посвященность м-м-м… «высшей миссии» и бесконечное чувство долга, на самом деле, порядком утомляют.
Не скажу, что не вывожу, но иногда хочется послать все и сорваться.
Хочется, но некогда. Мой максимум – сигареты, алкоголь, секс, сон. Всё дозировано.
Жизнь сейчас сильно отличается от той, которую я вел в свои двадцать. Хотя это и понятно. Тупо было бы дожить до тридцати и не сменить приоритеты.
Мой – власть. И крошка справедливости.
– В твоем окружении крыса, Тарнавский.
Айдар все же тоже тянется за сигаретой, забирает у меня зажигалку. Дает возможность переварить информацию.
Нельзя сказать, что я в шоке. Соглашаясь на кресло судьи, понимал, что впереди много дерьма, но вляпаться в него не планировал.
Но и под сомнение слова Айдара ставить особого повода нет.
Твою работу высоко оценили, Слав. Ваша ебаная честь.
– Откуда знаешь? – Спрашиваю у Айдара, хотя по взгляду и так ясно: из надежных источников.
Слежу, как друг выдыхает дым в окно, и начинаю мозговать…
– Подумай, кто это может быть, Слав. Не исключай никого.
Киваю.
– Трахаешь сейчас кого? – В реальность возвращает вроде бы закономерный вопрос, но я в ответ глаза закатываю.
– Мне ж не восемнадцать, Дар. Минетом из меня нихуя не вытянешь.
Друг усмехается.
Да, возможно, я слишком самонадеян, но сходу кого-то заподозрить сложно.
– Значит, думай, Слав. И будь осторожен. Церемониться с тобой не будут. Хотят быстро всё решить. Разговоры с тобой не сработали.
– Ну что ж… Бывает. Может правда лучше бы минетами попробовали.
Салманов хмыкает. Я – в ответ.
В кабинете вполне может стоять прослушка. Я в принципе живу с осознанием, что каждое мое слово могут услышать и применить против меня. Научился ходить по грани без завалов.
Но крыса – это чуть другое. Крыса – это о преданности и предательстве. Моих триггерах.
Крыса-то кто, Слав?
Делаю новую затяжку. Выпускаю дым, подняв голову.
Сглатываю, кадык дергается. Взгляд слетает к двери.
После трех дробных ударов она медленно открывается.