Я долго сижу в тишине, просто уставившись на стену.

Может быть, у меня не получилось, или, может быть, я пробудила в Алексе что-то, что окажется полезным. Не знаю, какой ущерб я нанесла, но уверена в одном.

Я прочитала «Тойота» на одном из серебряных ключей, когда пыталась отпереть дверь. Значит, где-то рядом есть машина.

ГЛАВА 18

МОНСТР

АЛЕКС

С момента нашего зарождения люди были поглощены понятием времени. Майя22 верили, что их священной обязанностью было следить за ходом времени, используя математику и астрономию для разработки календаря, максимально точного по сравнению с тем, которым мы пользуемся сейчас.

Древние египтяне почитали своего бога солнца, устанавливая обелиски у входа в гробницы, чтобы улавливать солнечные лучи и оживлять мертвых. Эти солнечные памятники служили способом определения времени суток, производным от солнечных часов. Они ценили время даже после смерти, мумифицируя тех, кого почитали за то, что они выдержали испытание временем.

От шумерской шестидесятеричной системы счисления, водяных часов династии Чжоу, египетских теневых часов до Франкских песочных часов, каждая цивилизация создала священную практику записи хода времени.

Мои любимые часы — с маятником. Первым, проанализировавшим свойства маятника, Галилей обнаружил изохронизм, означающий, что маятник сохраняет постоянный период, несмотря на колебания. Что, как он понял, было чрезвычайно полезно для хронометрирования.

Этот метод определения времени был наиболее точным вплоть до середины двадцатого века, когда физики доказали, что атомы являются главными хранителями времени. Появление атомных часов изменило продолжительность секунды в том виде, в каком мы ее знали, и открыло дверь в будущее, где труды Герберта Уэллса могут стать фактом, а не вымыслом.

Согласно специальной теории относительности Эйнштейна, часы в состоянии покоя замедляются по сравнению с часами, движущимися с высокой скоростью, что подтверждает теории путешествий во времени. Я попробовал свои собственные теории, результаты доказывают, что частицы, движущиеся практически со скоростью света, распадаются медленнее, чем частицы, находящиеся в латентном состоянии.

История времени сама по себе уникальна. Желание взломать пространственно-временной континуум так же глубоко укоренено в личном желании, как и потребность в научном прорыве.

Однако есть только одна истина, с которой может согласиться каждый ученый, цитируемая самим Эйнштейном: у Вселенной нет «главных часов». Время относительно наблюдателя.

Поскольку я наблюдатель Блейкли, то уделяю особое внимание тому, как я вижу ее, то есть не через объектив микроскопа. Это опасный сдвиг в перспективе.

Образ того, как она стоит передо мной, с распахнутой рубашкой, а прекрасная грудь выставлена напоказ, застилает мне обзор, и даже воздух становится осязаемым. Я чувствую ее вес на себе. Чувствую ее нежную кожу, когда проводил костяшками пальцев по ее животу.

Тру руками по лицу, как будто могу стереть ее из своих мыслей. Она — инфекция, проникающая в мой организм. Вот почему я забаррикадировался в темной комнате, позволяя сводящему с ума тиканью часов изгнать ее.

Я смотрю на единственный источник света в комнате, на лампочку, подвешенную посередине. Сегодня я не пользуюсь ослепительной ясностью дневного света. Мой стул стоит прямо перед новейшими часами. Это простые круглые настенные часы. Черно-белые. Снизу торчит маятник, который раскачивается взад-вперед, отсчитывая секунды.

Они прекрасны в своей простоте. Вот почему я выбрал их. Классические, изящные, современные. Тяжелые. Идеально подходит ей.

Холодный пот выступает у меня на лбу, когда я протягиваю руку к качающемуся маятнику. Свет отражается от стали каждый раз, когда отсчитывается секунда, посылая на мою ладонь осколок света.

Смотрю, поглощенный успокаивающим ритмом, размышляю, мог ли электрошок сработать как машина времени и вернуть сознание Блейкли к моменту, когда она вошла в эту комнату.

То, как она смотрела на меня — с осуждением в холодном взгляде — стояла среди часов…

Я закрываю глаза и чертыхаюсь. В мой разум закрадывается блуждающая мысль, спрашивающая, выбрал ли я Блейкли для проекта или своих собственных эгоистичных потребностей.

Я встаю и опрокидываю стул назад. Резкий скрип ножек по деревянному полу едва слышен из-за неумолимого тиканья, но этого достаточно, чтобы прервать мою спираль мыслей.

Сжимаю в кулак последний вариант реактива. С каждым испытуемым, с каждой неудачей я корректирую химический состав.