Пока Рошель погружена в свою работу, я оглядываю комнату, оценивая обновления. Полностью новый гипсокартон и нержавеющая сталь. Белые Макбуки стоят вдоль рабочей станции наподобие кухонного островка в центре комнаты. Все в холодном стиле, как сама Рошель. Она — Марта6, только в мире моды.

Рошель владеет отреставрированным трехэтажным зданием в престижном районе города. Оно изящное и индустриальное. Она работает в этом бизнесе всего три года, но уже поднялась по служебной лестнице и возглавила один из ведущих лейблов в индустрии «Грязного белья» — новый тренд, который не выходит из моды.

Сделала она это на деньги своего бывшего мужа, и такими методами, которые даже не сравнятся с моими. О, и еще она уничтожает любого, кто осмеливается соперничать с ней. Возможно, у нее также есть небольшой комплекс бога7.

Рошель машет мне рукой.

— Иди сюда, милая. Посмотри на эту маленькую сучку, — она указывает на молодую, стильную женщину на экране. — Она думает, ей это сойдет с рук?

Я приподнимаю бровь.

— Предполагается, я должна что-то заметить?

Она прищелкивает языком.

— Серьезно, Блейкли. После стольких лет, проведенных вместе, ты ничему у меня не научилась. Ужасное разочарование для представителей твоего народа.

— Рошель…

— Ладно, — она щелкает по другому изображению и увеличивает его. — Эта идиотка, которая месяц назад была неизвестной художницей в подворотне, недавно начала сотрудничать с одним из моих дистрибьюторов8. Выкатила «идею» черно-белых рисунков на джинсовой ткани! Это возмутительно и похоже на мою линейку джинсовой одежды с принтом.

Я потираю лоб. От высокой моды у меня болит голова, и накатывает тошнота. Я люблю красивые вещи. Но меня не волнует, откуда они взялись.

— Чего ты хочешь, Рошель? — спрашиваю я.

Она оглядывается через плечо на своих работников, затем указывает подбородком в сторону своего стеклянного офиса. Как только она запирает нас внутри, говорит:

— Кэти Ди построила свою карьеру в Инстаграме. Инста-модель, — она насмехается. — Ну что за безвкусица. Я хочу, чтобы ее аккаунт заблокировали. Тысячи подписчиков исчезли, и для пущей убедительности… ох, не знаю. Возможно, последняя партия из ее линейки потерялась при доставке. Скажем, в Индонезии?

Я улыбаюсь. Рошель отлично подошла бы к моей работе. Мне редко приходится проводить расследование, чтобы придумать хорошую схему.

— Ох, и это все, что нужно?

— Такая же оплата? Или твои цены растут, как у всех остальных в этом кровососущем мире?

Я поднимаю руку.

— Как обычно, столько же. Но, может быть, проверишь уровень своих гормонов?

Она тяжело вздыхает, сдувая со лба тонкую прядь челки.

— Серьезно. Этот ублюдок отнял у меня все хорошее. Мою юность. Мое терпение. И с чем я осталась? Менопауза и пересохшее влагалище.

И пятнадцать миллионов долларов в качестве компенсации и алиментов.

— Завтра приду с новостями, — говорю я, направляясь к двери офиса. — Постарайся никого не убить и прими немного гормональных, черт возьми.

Ее смех громкий и гортанный.

— О, — говорю я, останавливаясь в дверях. — На этот раз мне понадобится еще кое-что.

Одна из ее тонких бровей выгибается дугой.

— Кто делает тебе прическу? — спрашиваю я.

Она достает свой телефон и набирает контакт.

— Лирик, мне нужна услуга. Я пришлю кое-кого к тебе через десять минут, — она вешает трубку.

— Черт. Наверное, приятно быть королевой.

Она улыбается, нацарапывая адрес на бумажке и протягивая ее мне.

— По какому случаю? Тебе, наконец, надоело выглядеть как эмо из девяностых, или это просьба дорогой мамочки?

Помимо Ломакса, Рошель — единственная клиентка, которая знает мое настоящее имя. Невозможно было скрыть это от нее, учитывая, что она вращается в том же эксклюзивном кругу светских львиц, что и моя мама со своими подружками.

Рошель дразнит меня. Она очень хорошо знает, что Ванесса не имеет права влиять на мою жизнь, а тем более на мои волосы. Я лишила себя этой власти, когда отказалась от каких-либо притязаний на семейные деньги.

— Ванесса не имеет к этому никакого отношения, — я бросаю на нее понимающий взгляд. — Мне нужен новый образ для особого клиента. Ему нравятся блондинки.

— О, боже мой, боже мой. Мужчина. Я заинтригована!

Ее злобный смех преследует меня, пока я иду к выходу.