Конечно, нормально. Для него все абсолютно нормально, а меня впервые ТАК целует парень. И трогает ТАМ...

— Я так не могу, Демьян, — мотаю головой, мой голос звучит сипло и глухо.

— Как так? — его глаза кажутся совсем безумными.

— Вот так. Как собаки, — облизываю пересохшие губы и замечаю, как в потемневших до черноты глазах вспыхивает опасный огонь. Он меня вообще понимает? Но упорно продолжаю говорить: — Я твоя прислуга, я на тебя работаю. У нас в контракте прописано, что ты ко мне не прикасаешься.

— Нахуй контракт, — теперь он мотает головой. — Хочешь, я его порву? Или заплачу тебе неустойку? Сколько, говори.

У меня от возмущения пропадает голос.

— Ты... Ты... Какой же ты говнюк, Каренин! — выдавливаю через силу, размахиваюсь, чтобы залепить пощечину, но он перехватывает мою руку за запястье.

— Ладно, я погнал. Ты не продаешься, проехали.

— Демьян, дело не только в контракте.

— А в чем тогда?

Мы оба тяжело дышим, глядя друг другу в глаза как бойцы на ринге.

— Я не буду спать с тобой просто так. Моим первым мужчиной станет тот, кого я полюблю. И кто... — запинаюсь, но все же договариваю, — будет любить меня. Это будет мой парень.

— А я, блядь, кто, девочка? — сверкает глазами Каренин.

— Нет, ты парень. Но не мой. Разве мы с тобой ходили на свидание? Скажи еще, что ты в меня влюблен...

От сказанного сбивается дыхание. Я нарочно добавила в голос иронии, но сама мысленно замираю в несмелой надежде услышать хотя бы, что я ему нравлюсь. Или вдруг соврет что влюблен...

Но Каренин морщится, не скрывая, как его вымораживают эти слова.

— В кого, в тебя? Ты же Заучка, я в таких не влюбляюсь, — и взрывается. — Да блядь, я вообще ни в кого не влюбляюсь. Никогда.

— Тогда зачем? — растерянно оглядываюсь, как будто за спиной на стенке написаны ответы. — Зачем я тебе?

Губы мелко дрожат, и Каренин конечно все замечает.

— Пиздец, — он смотрит в потолок, затем снова на меня. — Ангел, давай без всего этого, а? Свидания, любовь. Запал я на тебя, понимаешь? Запал. Сам не знаю, почему, ты не в моем вкусе. Я просто тебя хочу, мы просто потрахаемся, и не надо усложнять. Тебе зайдет, вот увидишь, ты такая горячая. Клянусь, я не больно...

— Ты глухой, Демьян? — скольжу по стене, прижавшись к ней спиной. — Никакого секса у нас не будет.

— Но тебе же нравится, Ангелина, ты сама этого хочешь, — Демьян делает шаг навстречу, и меня сбивает с ног ударной волной исходящего от него возбуждения и тестостерона. — Так охуенно течешь...

— Стой! — выставляю перед собой обе руки, чуть ли не упираясь ладонями в голую вздымающуюся от надсадного дыхания грудную клетку, и говорю, чеканя каждое слово: — Я. Не хочу. Тебя. Хотеть.

Каренин окидывает похолодевшим взглядом, бросает «Посмотрим» и захлопывает дверь перед самым моим носом. Бахает так, что по всей квартире в окнах звенят стекла.

Иду в свою комнату, меня все еще потряхивает. Сползаю по двери, щелкнув задвижкой, и приваливаюсь спиной.

Все. Это уже перебор. Мы зашли за черту, за которую не стоило заходить. Теперь, думаю, Демьян сам меня отпустит.

Демьян

Свидания, блядь.

Кто бы мог подумать, что девчонка так меня уроет?

А она урыла. На обе лопатки этими свиданиями уложила. И как бы я ни запал на Ангелину, свидания это за гранью моего понимания.

Утром выползаю на кухню злой и невыспавшийся. Завтрак, правда, готов, и Ангел ждет вместе с завтраком.

Хмуро буркаю что-то вроде приветствия и забуриваюсь за барную стойку вместе с тарелкой.

— Давай я посмотрю твои раны, — предлагает Ангелина, протягивая руку, а меня ожидаемо штормит.

— То, что ты можешь осмотреть, это не раны, — отвечаю, отшатываясь, — это царапины. Настоящие раны не видны простой смертной вроде тебя.

У девчонки округляются глаза, и я обрываю резко.

— Только не думай, это не мое израненное сердце. Я говорю про свой член, стертый до кровавых мозолей.

И тогда она не сдерживается, прыскает в кулак и отводит глаза. Смешно ей, блядь. А мне вот совсем не смешно.

— Демьян, я сегодня беру отгул, — тем временем говорит девчонка, и у меня сразу пропадает аппетит.