Дефилирующей походкой иду к нему. В животе становится тесно, неудовлетворённость максимальная! Раздражаюсь.

– Мне на ваши войнушки – всё равно, – огрызаюсь, перекидывая волосы на одно плечо. – Развели «Бандитский Петербург», понимаете ли. Криминальные авторитеты, золотоискатели, артели, – оцарапывая кожу быстро натягиваю трусы и тянусь к лифчику.

Застегнув его, наконец-то разворачиваюсь к ошарашенному Макрису.

– Я работать хочу. Ясно тебе? – гневно выговариваю, устремляя в него указательный палец.

– На всю жизнь запомнил, – хрипло произносит Адриан, опуская голову набок и изучая пирсинг в моём пупке.

На секунду зависаю на том, как красиво ложится свет от окна на мужественное лицо когда-то любимого мной мужчины, а затем удовлетворённо киваю и тянусь к платью.

– Поэтому, идите все в жопу, мальчики, – распаляюсь окончательно и кака только просовываю голову в платье, снова оказываюсь в плотном кольце мужских рук, которые больно стискивают плечи.

Воздух снова наполняется, казалось бы, абсолютно несовместимыми ощущениями: похотью и страхом.

– Ты, кажется, не поняла меня? Я тебе не мальчик, – зловеще выговаривает Адриан. Трудно дышит мне в макушку. – Ты в деле. Сообщишь, что я пригласил тебя на ужин в субботу.

– Но я не могу в субботу!

У Олега награждение. Администрацией города он номинирован как «Лечебный специалист года» и в ближайшую субботу мы приглашены на торжественный вечер.

– Значит, в воскресенье, – легко соглашается грек, ослабляет хватку, и я понимаю, что он опять меня провёл, а я слишком быстро согласилась.

– Ты можешь от меня просто отстать? – бормочу под нос, пытаясь застегнуть платье.

– Я от тебя отстану, – отпускает он безразлично, глядя, как я мучаюсь. – Как только поставлю подпись на договоре купли-продажи и «Аурум» будет моим.

Глава 5. Вера.

– Что он тебе сказал? – постукивает костяшками пальцев по стеклу наш Батюшка, которого мы нарекли так, благодаря церковной фамилии Поп.

– Сказал, что рад видеть, и позвал на свидание в воскресенье.

Иногда за глаза мы зовём его Геной, так как он наш генеральный продюсер.

Ну а, совсем уже наедине с собой, я величаю его обыкновенным мудаком. Потому что он любит давать мне самодурские задачи и требовать их выполнение сиюминутно.

– Про прииски золотые болтал?

– Нет.

– Плохо, – бьёт он по столу кулаком. – Я же просил разговорить его.

– Сами бы поговорили, – замечаю, разглядывая маникюр.

– Милочка, – краснеет. – Я всё могу сам. Поговорить с греком, сделать сам себе авторскую передачу. Есть только один вопрос, – взрывается. – На хрена мне тут ты, спрашивается?

– Пошла я, – тяжело вздыхаю и хватаю свою сумку. – Здесь аура у вас плохая. Надо бы проветрить.

– Анатолий Аркадьевич, – в кабинет заглядывает мой заклятый коллега Артемий Вознесенский. – Вы заняты?!

– Нет, Артём, – намеренно приятно отвечает наш Карабас-Барабас. – Милочка уже уходит. А ты, – смотрит на меня язвительно и обращается к Вознесенскому, – проветри окно, – кивает в сторону закрытых жалюзи. – А то у нас здесь говорят аура плохая.

Усмехаюсь и облизываю идеально подрисованные карандашом губы.

– До свиданья.

От души хлопаю тяжёлой дверью. Сложив руки на груди, неторопливо иду по коридору.

Сзади слышится стук.

– Довела старика, Стоянова? – шипит Вознесенский. – Бросила, что ли?

Ржёт как идиот и болезненно дёргает за волосы, которые утром были аккуратно уложены в высокий хвост.

То, что я сплю с генеральным – давняя байка, этим уже даже стажёрок не удивишь. Самое мерзкое – распространяет её человек, который сейчас пялится на мою задницу, обтянутую синими джинсами, и смещает взгляд ниже. Облизывается на чёрные ботфорты-чулки на высоком каблуке.

– И что ты в нём нашла? – спрашивает, поправляя смешную для тридцатилетнего мужика длинную чёлку. – Я бы тебя сам трахнул.

– Свою жену трахни, – отворачиваюсь.

– Жену я каждый день трахаю, – цедит он ехидно. – А тебя бы на разок. Верунчик, а?..

– Боюсь, на разок тебя не хватит, Вознесенский, – поднимаю руку и показываю ему «фак». – Дождевые черви в штанах меня не вставляют.

– С–сука, – шипит Артёмка.

Залетаю в студию и разместив одну ладонь на талии часто дышу. Приоткрытая в топе с длинным рукавом грудь тяжело вздымается.