Всякое ожидала, но умереть на обочине окраины Москвы — такое себе.

— Пошевеливайся!

— Давай в салон, — значительно мягче произносит его друг, открывая дверь машины. — Пушку убери, Кир.

Пока я выполняю очередную команду, он пытается воззвать к разуму злого до невозможного товарища.

— Эй! Это мои вещи вообще-то! — возмущаюсь, когда вижу, как тот поднимает с земли рюкзак и принимается зверски потрошить его.

Капец! Оттуда все мои причиндалы высыпаются.

— Бомжуешь, что ли? — доносится от брюнета, сидящего за рулём.

— Это временно, — поджимаю губы, глядя на то, как Кирилл поднимает паспорт и, листая его, движется к машине.

— Ну что, Ярослава Андреевна, — взглядом прожигает во мне дыру, — это пока побудет у меня.

— Да с какого перепугу!

— Рот закрыла, — рявкает грубо. — Двигайся!

Толкает меня дальше в салон и садится рядом.

Чтобы больше не сбежала, видимо…

— Здесь?

— Угу.

Дым (именно так к нему недавно обратился его друг) перелезает через меня и что-то достаёт из бардачка.

— Этот барыга на самом рынке промышляет? — неожиданно берёт меня за руку. Крепко и уверенно. Разгоняя по телу невесть откуда взявшиеся мурашки.

— Да. Эй! — растерянно моргая, смотрю на то, что происходит и, к сожалению, среагировать не успеваю. На моём запястье защёлкиваются наручники. — Ты обалдел? Какого…

— Такого, — вторую часть браслета захлопывает на своём. Открывает дверь и выходит из машины.

Мне, естественно, приходится тут же выползти следом. Вариантов-то нет. Намертво прикована.

Ну, додумался! Пристегнуть меня к себе! Я, блин, в шоке!

— Погоди, нельзя ли помедленнее, — переставляю ноги достаточно быстро, но всё равно за Кириллом едва-едва поспеваю.

— Нет.

— А немного ослабить можно? Давит на кость ужасно, — пытаюсь пошевелить рукой, затянутой в тесное железное кольцо. Непроизвольно его задеваю.

Он останавливается. Таким взглядом ошпаривает, что мама дорогая…

— Лааадно, потерплю, — тяну, уступая. Виновата ж перед ним. Куда деваться?

— Кир, по-моему, с наручниками реально перебор, — осторожно комментирует ситуацию его товарищ.

— Не перебор. Бегать за ней я, блять, больше не собираюсь!

— Да не стану я удирать, обещаю.

— Обещает она, — презрительно фыркает. — Таким, как ты, верить вообще нельзя. Куда дальше? — осматривается по сторонам.

— Прямо и налево до барахолки, — обиженно из себя выжимаю.

Таким, как ты, верить нельзя.

В принципе, мне ясно почему так говорит, но отчего-то опять же задевает. Даже злит.

— Пошли.

Двигаемся через толпу. Я подстраиваюсь под широкий шаг и послушно иду рядом со своим хмурым конвоиром. Кстати, про него…

Искоса рассматриваю суровый профиль.

Короткая стрижка. Волевой подбородок, чёткая линия скул, аккуратная щетина, нос с небольшой горбинкой, густые брови.

— Какого ляда уставилась? — поворачивается так резко, что оказываюсь поймана с поличным.

— Нравишься, — на автомате зачем-то выдаю как есть, и он хмурится ещё больше. — В смысле, внешне ты ничего, но характер — отстой, похоже, — спохватившись, добавляю.

В спину прилетает смешок. Это его друг с меня угорает.

— Зубы. Мне. Не заговаривай.

Видно, что совсем не воспринимает мои слова всерьёз. А жаль, я же честно ответила.

— Какой контейнер?

— Там, за шмотьём, — показываю свободной рукой. — А, вон он! Щуплый, бородатый дядька в шапке болельщика Спартака! Это он! Да, точно он!

Очень удачно. На ловца, как говорится…

— Молодые люди, дайте пройти! Я с товаром. Не видите, что ли!

Какая-то тётка с пакетами прёт вперёд как танк. Врезается прямо в нас. Дважды. Не понимая, по какой причине мы не можем разойтись, чтобы дать ей дорогу.

— Нет, ну вы посмотрите на них! — возмущается, упорно толкаясь.

Кирилл недовольно цокает языком и поднимает запястье вверх.

— Ай.

Приходится встать на носочки, чтобы пропустить эту мадам под нашими руками. Он ведь выше, хотя рост у меня приличный.

— Хернёй страдают… — озадаченно вылупив глаза, бросает торгашка.

— Мать, иди уже а, — Дымницкий тянет меня за собой, сосредоточившись на барыге, к которому так рвался.

Тот, пересчитав деньги, убирает их в карман и поднимает голову, утыкаясь взором прямо в нас.