После операции, размывшись, сразу иду писать протокол. Я и раньше не затягивала с этим, а за последние три месяца сделала своей привычкой – чтобы Добрынин ни к чему даже подкопаться не мог.

– Аннушка, любовь моя! – подкатывает ко мне сбоку Володя. – Когда ты уже согласишься со мной поужинать, а?

– Так пойдём, поужинаем, столовка работает ещё, – смотрю на часы, – Вов, вообще-то время обеденное.

– Эх ты, – машет на меня рукой Володя.

– А-а, ты о том ужине, который с перспективой перейти в горизонтальную плоскость? – ехидно тяну, скидывая со своего плеча ладонь анестезиолога. – И не надейся, Вов! Моё имя ты в свою бальную книжечку не запишешь!

– Очередной отказ, – прижимает к груди руки этот паяц. – И как я жив до сих пор?

– Вон, Верочку пригласи на ужин, она точно пойдёт, – открываю дверь ординаторской.

– Она – не ты! Да и потом, она сохнет по нашему… Эх! – я бью локтем Володе в живот, чтобы он успел заткнуться – в ординаторской обнаруживается сердитый Добрынин.

– Анна Николаевна, где вы ходите?

Ну, началось… может, он уже что-нибудь новое придумает?

– Идёмте! – Добрынин резко проходит мимо меня.

– Куда? – да, очень умный вопрос.

– Вы ведь ещё не заполнили протокол операции? – останавливается и вперяется в меня взглядом тёмных глаз.

– Сейчас сяду заполнять, – пожимаю плечами.

– Ну вот и идёмте!

Переглядываемся с Вовкой, он делает недоумённое лицо, а я, сдержав вздох, подхватываю бумаги и иду следом за начальством.

– Садитесь, Анна Николаевна, – Добрынин показывает на стул напротив своего рабочего стола в кабинете – точнее даже, двух столов, расположенных буквой П.

Сажусь, раскладываю документы и поднимаю глаза.

– Что я должна делать?

– Пишите!

– Что писать?

– Протокол, – зав смотрит на меня хмуро.

– Никита Сергеевич, – спрашиваю осторожно, – есть какая-то причина, почему я должна делать это здесь, в вашем кабинете?

– Я перед вами что, отчитываться должен? – Добрынин заводится с пол-оборота, и я, быстро заткнувшись, склоняюсь над бумагами. – Здесь никто вас не будет отвлекать от работы, – вдруг звучит мрачное объяснение.

– Я поняла, Никита Сергеевич, – говорю, не отрывая взгляда от листа, по которому быстро веду ручкой, после чего в кабинете воцаряется тишина.

Вот все жалуются, что у врачей почерк ужасный, а как ему таким не быть, когда к концу дня рука отваливается от писанины? Хотя я стараюсь заполнять все бумаги разборчиво, чтобы не нарваться на очередной вопль начальства. Ну, не каллиграфия, конечно, но по крайней мере можно понять, о чём речь.

Закончив с протоколом, начинаю переносить дубль в операционный журнал, который тоже захватила с собой. Руку уже сводит, поэтому на секунду расправляю пальцы и осторожно поднимаю глаза от документов.

Добрынин сидит прямо напротив меня и тоже что-то строчит. Замираю ненадолго, исподтишка разглядывая мужчину. Если бы не знала, какой он паразит, наверное, по-другому воспринимала бы – стоит признать, что внешность у него удивительная. Никакой слащавости, резкие черты лица, но при этом складывающиеся в удивительно гармоничную общую картину. Где-то я даже видела похожее лицо, на какой-то из картин в галерее…

Задумавшись, не сразу понимаю, что начальник уже давно оторвался от бумаг и смотрит прямо на меня.

– Нравлюсь? – вдруг звучит наглый вопрос, мужчина откидывается на спинку кресла, но я не обращаю внимания, потому что в голове всплывает чёткая картинка.

– Ну конечно! – улыбаюсь, довольная, что вспомнила.

– Ч-что?

– Врубель! – говорю победно. – «Демон» Врубеля!

– Анна Николаевна, с вами всё в порядке?

Я, наконец, фокусирую взгляд на растерянном Добрынине.

– Вы что-то спросили?

– Да, то есть… нет. Вы дописали? – сводит брови к переносице.

– Почти, – перевожу взгляд на бумаги, и тут распахивается дверь.

– Ник, – в кабинет вплывает заведующая гинекологией, – пообедаем?

– Здравствуйте, Маргарита Владимировна. Никита Сергеевич, я допишу протокол и принесу вам на подпись, – молниеносно собираю все бумаги со стола, и Добрынин не успевает меня остановить.

Дежурство идёт своим чередом, точнее, бежит – я не замечаю, как наступает ночь, и отделение замирает. Ну, не совсем, конечно, но всё-таки становится потише. Отойдя от поста медсестры, где проверяла утренние назначения, тру лицо руками и решаю прилечь хоть на полчаса – в ординаторской есть крошечный диванчик.