– Ничего, не помешал?

– Нормально, входи.

Лас вдвинулся в комнату, огляделся. Сказал:

– Не, у тебя ничего так... только унитаз надо поставить... Можно еще разок помыться? Сейчас или вечером... мне понравилось.

Я сунул руку в карман, нащупал связку ключей. Представил себе, как ключи разбухают, расщепляются... И бросил Ласу свеженький комплект.

– Лови!

– Зачем? – разглядывая ключи, заинтересовался Лас.

– Мне надо будет уехать. Пользуйся пока.

– Ну вот, только нормальный человек поселился... – огорчился Лас. – Обидно. Скоро уезжаешь?

– Сейчас, – сказал я. Мне вдруг стало ясно, как я хочу увидеть Светку и Надю. – Может, еще вернусь.

– А может, и нет? Я кивнул.

– Обидно, – повторил Лас, приближаясь. – Я тут у тебя мини-дисковик видел... держи.

Я взял маленький диск.

– «Боевые протезы», – объяснил Лас. – Мой альбом. Только при женщинах и детях не включай!

– Не стану. – Я повертел диск в руках. – Спасибо.

– У тебя проблемы? – спросил Лас. – Извини, если не в свои дела лезу, но вид какой-то больно унылый...

– Да нет, ничего, – встряхнулся я. – По дочке соскучился. Поеду сейчас... жена с ней на даче, а у меня тут работа...

– Святое дело, – одобрил Лас. – Нельзя ребенка обделять вниманием. Хотя если мать с ней – это главное.

Я посмотрел на Ласа.

– Мать все-таки главное для ребенка, – с видом Выготского, Пиаже или иного мэтра детской психологии изрек Лас. – Биологически так обусловлено. Мы, самцы, все-таки в первую очередь заботимся о самке. А самка – о детеныше.

В квартиру Тимура Борисовича меня впустили без споров. Охранники выглядели вполне нормально и вряд ли имели хоть малейшее представление о недавних событиях.

Гесер со своим вновь обретенным сыном пили чай в кабинете. Большом, хотелось даже сказать «обстоятельном» кабинете, с массивным письменным столом, с кучей всяких забавных безделушек на полках старинных шкафов. Удивительно, как сходятся их вкусы. Кабинет Тимура Борисовича удивительно походил на рабочее место его отца.

– Проходи, молодой человек, – улыбнулся мне Тимур Борисович. – Видишь, все устроилось.

Он покосился на Гесера, добавил:

– Молодой еще, горячий...

– Это точно, – кивнул Гесер. – Что случилось, Антон?

– Надо поговорить, – сказал я. – Наедине. Гесер вздохнул, посмотрел на сына. Тот встал:

– Схожу-ка я к своим оболтусам. Нечего им штаны тут просиживать, найдутся дела.

Тимур Борисович вышел, мы остались наедине с Гесером.

– Ну, что случилось, Городецкий? – устало спросил Гесер.

– Мы можем говорить свободно?
– Да

– Вы не хотели, чтобы ваш сын стал Темным Иным, – сказал я. – Верно?

– А ты бы хотел видеть свою Надюшку Темной Волшебницей? – вопросом ответил Гесер.

– Но Тимур неизбежно стал бы Темным, – продолжал я. – Вам нужно было получить право на его ре морализацию. Для этого Темные, а еще лучше – Инквизиция, должны были запаниковать и совершить какие-то неправомерные действия в отношении вашего сына...

– Что и произошло, – сказал Гесер. – Так, Городецкий. Ты хочешьменя в чем-то обвинить?

– Нет, я хочу понять.

– Ты же видел, я клялся Светом. Я не встречался ранее с Тимуром. Я ничего ему не обещал, не посылал писем. И никого не привлекал для этих целей.

Нет, Гесер не оправдывался. И не пытался заморочить меня. Он будто условия задачи излагал – с удовольствием ожидая, какой же ответ даст ученик.

– Витезславу достаточно было задать еще один вопрос, – сказал я. – Но, видимо, этот вопрос был слишком человеческим для него...

Гесер качнул веками, будто репетируя кивок.

– Мать, – сказал я.

– Витезслав когда-то убил свою мать, – объяснил Гесер. – Не со зла. Он был молодым вампиром и не мог себя контролировать.

– Кто мать Тимура?

– В досье должно быть имя.

– Там могло стоять какое угодно имя. Написано, что мать Тимура погибла в конце войны... но я знаю одну женщину-Иную, которая с того времени пребывала в теле птицы. С точки зрения людей, она умерла.

Гесер молчал.

– Вы действительно не могли его найти раньше? – спросил я.

– Мы были уверены, что Тимка умер, – тихо сказал Гесер. – Это Ольга не хотела смириться. И когда ее реабилитировали – продолжила искать...

– Нашла сына. И дала ему опрометчивое обещание, – закончил я.