Шрифт:
Первое общение молодых людей едва не закончилось ссорой. Приняв невысокого худощавого паренька с белесыми непокорными вихрами и застенчивой улыбкой за подростка, девушка возмутилась:
– Повзрослее никого не нашлось?
Она не решалась доверить новому связному ценную информацию.
– Сама-то давно оторвалась от мамкиной титьки? – придав голосу низов, буркнул обиженно Коля и, глядя, как недовольство на ее лице сменяется удивлением, совсем по-взрослому добавил: – Выкладывай поживее, чё надо нашим передать! Некогда мне тут лясы точить с малолетками!
«Малолетке» на тот момент шел семнадцатый год. Поначалу Лида вызвала в нем отторжение, показавшись высокомерной. Юноша не сразу понял, что это обычная защитная реакция девушки на молодых людей. Скоро события на фронте и усилившаяся деятельность партизан вызвали необходимость в их частых встречах.
– Так это тебя Сверчком кличут? – расплываясь в улыбке, поинтересовалась Лида при их очередном деловом свидании. – Я думала, что ты еще совсем мальчишка, а ты, оказывается, храбрец!
– Мальчишка? Хм. Между прочим, я на целый год старше тебя! – негромко возмутился Сверчок, с трудом отрывая взгляд от ее красиво очерченных губ. К этому времени он уже понял, что увлечен девушкой.
– Ой, никак интересовался, сколько мне лет? – захлопала ресницами Лида, кокетливо наклонив голову набок. – Зачем?
Русоволосая, стройная, с печальными глазами, она стояла перед ним во всей своей природной красе. Ее мягкий грудной голос обволакивал юношу, уносил в заоблачные дали, а белоснежная улыбка кружила голову. Чувствуя, как предательски заалели уши, Сверчок мысленно одернул себя: «Эко тебя понесло! И ничего-то в ней нет особенного. Девка как девка…»
– Очень надо было интересоваться… – стараясь не смотреть в глаза, чтобы ненароком не выдать своих чувств, промолвил он.
Девушка, напротив, открыто рассматривала его.
– А ты и в самом деле похож на сверчка!
Ожидая подвоха, Коля скривил губы:
– В каком смысле?
– Шустрый больно! Бегаешь быстро. Скачешь, словно сверчок. Видела однажды, как ты через забор сигал. – Лида вдруг залилась коротким смехом: – А ты умеешь петь?
– Чего? – Все больше распаляясь, Коля нахмурился. – Я те чё, артист какой, чтобы петь?
– Жаль! Сверчки красиво поют. – Девушка протянула сидор, наполненный чем-то тяжелым. – На, держи! Тут немецкая сгущенка для раненых. Будь осторожен! – предупредила она. – В мешок вшита записка для вашего командира.
– Не впервой, – процедил сквозь зубы молодой партизан.
Пора было расставаться. Потоптавшись на месте, Лида нерешительно поинтересовалась:
– Все хотела спросить тебя: какой он, Федор Иванович? В городе о нем легенды складывают. Женщины сказывают: молодой, красивый!
Коле с трудом удалось скрыть свое разочарование. Острой иглой вонзилась в сердце ревность. «Ишь ты, командира ей подавай!»
– Ага, красивый! – только и оставалось ему согласиться. – На белом коне по облакам скачет! Увидишь – влюбишься! В него даже старушки влюбляются.
– Вот дурак! Ладно, иди! Мне возвращаться пора, – смутилась Лида.
На опушке леса его поджидали.
– Ну што, встречался со своей синеглазкой? – вырос неожиданно перед ним дед Захар.
От неожиданности Сверчок резко отпрянул в сторону. В следующую секунду в его руке блеснул короткоствольный наган. С таким малозаметным оружием ходить в город было сподручнее. Старик одобряюще похлопал ученика по плечу:
– Добре, молодца!
– Чё добре, деда?! А ну как пристрелил бы тебя… – дрогнувшим голосом проворчал юноша.
– Це вряд ли. Я ишо не так погано двигаюсь, як ты розумиешь. – Задрав широченный рукав рубахи, поверх которой зимой и летом носил потертую от старости цигейковую безрукавку, Захар Петрович продемонстрировал пятизарядный обрез. – Шмальнуть да враз застелиться на траву ишо сумею, не сумневайся. Ну, так як там твоя востроглазая поживае? – напомнил он.
– Нормально, наверное, я не спрашивал. Только не моя она! – воскликнул с тоской юноша. Спрятав револьвер обратно за пояс, он показал на котомку за спиной. – Вот, сгущенка раненым…
Обмениваясь короткими фразами, словно перекидываясь картами, Захар Петрович не забывал поводить глазами по сторонам: не привел ли молодец хвост за собой.
– А я гляжу: идешь, мурлычешь себе под нос. Ну, думаю, ранила девка парнишку в самое беззащитное место, в сердце.
– Еще чего. Не то время. Война идет.
– И што? – Кучерявившиеся брови деда Захара приподнялись. – Война, хм! Эка невидаль. Война – дело проходящее, а любовь вечна. Так и в Библии сказано. Правда, зараз и не вспомню, у каком месте, но то и неважно.