Лес полнится пеплом и сухими мёртвыми листьями после случившейся катастрофы мирового масштаба. Нет более ни птиц, ни зверей. Мир окутала тишина и забвение. Последний выживший человек ищет смысл бытия и силы двигаться дальше. Кажется, что голод и отчаянье вот-вот заставят его сдаться. Но вдруг происходит нечто удивительное - движение ветви в мёртвом лесу, шорох листьев под копытами и запах живого существа... Постапокалиптика для гурманов.
Шорох листьев
Человек предполагает, а Бог располагает.
(Фома Кемпийский, «О подражании Христу»)
I
Он шёл уже около часа без отдыха. Сухой лес редел, но никаких видимых изменений вокруг не было. Высохшие деревья всё также трещали и стонали, сбрасывая с себя последние пожухлые листья. Всё также жёлтое марево из песка и пыли, закрывая солнце, давило и отбирало ощущение времени. Он уже не пытался обходить сухие ветки, старые шишки и высохшую скрюченную траву, а посему каждый его шаг тяжёлым хрустом разносился по остаткам того, что некогда было зелёным пушистым лесом. Уже давно не было смысла осторожничать. Он позволял себе громко чихать и кашлять от застывшей в воздухе древесной трухи и пыли. Зверь, идущий где-то впереди, кажется, тоже это осознавал, и сухой трескучий шум из-под четырёх его копыт ритмично разносился далеко вокруг. Так они шли уже седьмые сутки.
Назвать эту ситуацию «охотой» человек не мог, да и «выслеживание добычи» или даже «преследование жертвы» сюда не подходило никоим образом. В начале всего этого действа – когда прошедший мимо лагеря зверь вывел человека из забытья, поднял силком на ноги и заставил идти следом, – да, вероятно, это была и охота. Но сейчас, спустя неделю преследования, человек всё больше склонялся к мысли, что это какая-то странная нелепая игра. И он охотно принял эти правила, идя следом, и уже и не пытаясь нарушить игровые условия.
Ещё три-четыре дня назад, подстёгиваемый голодом и злобой, он предпринимал попытки нагнать зверя, но каждый раз, как только расстояние межу ними сокращалось – преследуемый равнозначно увеличивал свою скорость и уходил далеко вперёд.
А затем – останавливался и ждал.
Когда же человек подходил на приемлемое расстояние – зверь снова продолжал свой шумный трескучий путь. Именно эти действия напрочь лишённые какого-либо логического объяснения вынудили человека продолжать игру и, по возможности, довести её до конца. А ещё лучше – выиграть.
Вернуться назад и идти своим прежним путём он больше не планировал, да и не хотел. Желание «выжить любой ценой в умирающем мире», рьяно охватившее его в первые недели и месяцы после случившейся катастрофы, больше не занимало мысли. Вести записи, календарь, поиски выживших он тоже бросил – всё это давно перестало быть важным. И даже постоянно донимающий голод перестал пугать, как раньше. Всё это отошло куда-то на задворки сознания. Теперь он жил одним днём, не задумываясь о том, что будет завтра.
Сейчас важен только шум из-под копыт, идущего впереди. Важно завершить начатую им игру.
Где-то вдали, будто в подтверждение этим мыслям, громко затрещала переломанная пополам копытом сухая ветка. И снова наступила давящая тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом опадающей листвы и пепла.
Иногда человеку казалось, что он сам уже превратился в этот мертвенный шорох. Он слышал его и во сне, и наяву, и ничто не могло его заглушить – ведь других звуков вокруг не осталось. Ни птиц, ни животных, ни ветра.
Ничего.
Только шорохи, иногда скрипы и стоны деревьев и скатывающиеся по склонам камни.
А ведь совсем недавно мир шумел, как гигантский парк аттракционов. И днём и ночью текла в нём электрическая жизнь: грохот, смог и гудение индустриальных городов, музыка и ритмичные басы развлекательных – всё разносилось волнистым эхом по лесам и горам, морским побережьям и речным заводям, а люди наполняли каждый закоулок мира бесконечным балаганом и суматохой.
Теперь же царила мёртвая давящая тишина.
Он остановился на вершине небольшого пригорка, вытер вспотевшее лицо платком, и, тяжело дыша, осмотрелся. Закашлялся. Из-под сапог полетели по склону мелкие камешки, разнося известие о его присутствии. Видимо дело шло к закату: марево из облаков, пыли и песка делало небосвод одним большим оранжевым пятном. Возможно, это песок далёких пустынь, а может, просто пыль умирающих и тлеющих повсюду городов. Уже не важно. Сейчас нужно найти подходящее место для лагеря, дать ногам отдых.
Значит, впереди точно горы: лес значительно поредел, везде торчали жалкие пучки сухого колючего кустарника, а из земли выглядывали заострённые белые камни, которых раньше не наблюдалось. Может, если подняться повыше, воздух станет лучше – не такой тяжёлый и пыльный, как в лесу?
Он всмотрелся вдаль. Глаза слезились, ибо видели они уже не так хорошо, как раньше. Но он продолжал через силу смотреть: зверя не было видно.
Последние дни желание узнать, что это за животное, стало навязчивой идеей. Он перебрал в уме множество вариантов – косуля, олень, лось, лама, лошадь, а может даже и зубр, сбежавший из развалившегося городского зоопарка? Это мог быть кто угодно! Теперь же склонялся он к тому, что это или лось, или олень. Ситуация даже забавляла, ведь он шёл неделю по вымершему лесу неизвестно за кем, преследовал неизвестно кого. Может, вообще галлюцинацию?