– Вить, привет, ты поговорить хотел? – спрашиваю, закрыв за собой белую дверь. – Не понимаю тебя, – Витя недовольно поджимает губы, и я тут же исправляюсь. – Вас, Виктор Петрович.

– Алёна Андреевна, ваши личные отношения с мужем меня касаться не должны, но он мой друг, я ему должен.

Витя говорит странные вещи, и я не понимаю, к чему он клонит, что хочет сказать. В голове вакуум. Неужели он узнал о разводе и хочет сказать, что, если это отразится на работе, то он меня уволит?

Но ведь это глупо: поднимать эту тему. Я никогда не пользовалась блатом. Он ведь сам меня позвал, никто не просил брать меня на работу.

– Я не понимаю, к чему этот разговор, – решаюсь спросить, потому что не выдержу повисшего напряжения.

– Вы уволены, Алёна Андреевна. Приказ уже готов. Можете забрать трудовую в отделе кадров.

– Ты серьёзно? – плевать мне на субординацию. Он с ума сошел? – Это месть такая?

– Я не понимаю, о чем вы. Мне не нужно, чтобы рабочее зависело от личных. Ваши проблемы, а что-то делать должен я? Нет, простите. Это было ошибкой, взять тебя в штат. Но он просил, потому что у тебя не было опыта. Я пошёл на уступки. Видимо, зря.

– Но ты не можешь меня уволить, – шепчу, потому что голос осип моментально.

Старый друг усмехается, ещё и бровь вскидывает, а-ля «Это почему это не могу? Очень даже могу». Хочется крикнуть ему в лицо за это, какой подлец. Такой же, как Мирон. Жалит в самое сердце, не забывая демонстрировать все тридцать два отдельных.

– Потрудитесь назвать хоть одну причину, почему я не могу это сделать? – сцепив руки в замок, кладет их на стол, ещё и вперёд подаётся в надежде запугать.

– Я беременна, а беременных нельзя увольнять, – на удивление, произношу чётко и громко.

Витя смотрит на меня с выпученными глаза и явно пытается осмыслить услышанное. Да, вот так. Я тоже умею показывать зубки и знаю свои права. Мне с малышом нужно на что-то жить, а беременную меня никуда не возьмут, поэтому я буду бороться за место до конца.

Сейчас мне даже не больно от того, как низко опустился муж в моих глазах. Но мне его искренне жаль. Не верю я, что сам до этого догадался. Это все она! Она его заставила!

– Алёна, это же чудо! Я рад за вас! Но решение не поменяю. Он ведь заботится о тебе, глупая. Ты что. Не смей ему противиться. Мир за вас теперь горы свернёт!

– Стой! – с трудом понимаю, что он хочет сказать. – Поздравляешь?

– Ну, не соболезнования приносить же? Дай обниму! – ещё и встаёт, разведя руки в стороны. – Какие вы молодцы, что не бросили пытаться. Теперь заживете, – говорит с мечтательной улыбкой на губах, чем окончательно добивает.

– Постой. Ты не в курсе? – Витя застывает, ожидая продолжение. – Он заставил меня подписать документы о разводе.

Алёна

Старый друг смотрит на меня, как на умалишенную, а мне абсолютно все равно, что он сейчас думает. Мне бы смириться с тем, что муж, хоть и бывший, но все же опустился до такой низости, потому что я отказалась переводить деньги, которых у меня и нет.

– Так, подожди, но тогда я тебя, тем более, уволю! Ты хоть понимаешь, какая нагрузка на организм? У нас куча проектов на носу, через месяц все начнут зашиваться, а вы итак не могли ребенка заделать. Теперь я его понимаю. С твоей-то упертостью и максимализмом тоже ведь будешь перегружаться.

– Вить, мне нужна работа. Ты меня сейчас не услышал? Мы развелись.

– Да услышал я, смешная шутка. На выходные с Иришкой заедем, поздравим вас, а то по телефону неудобно. Все, иди, Ален. Собирай вещи, броди по магазинам. Но так и быть, сделаю сейчас распоряжение выдать тебе зарплату твою, как за два года. Считай, подарок мой вам на рождение.

– Вить, мне не нужна зарплата за два года, мне мое место нужно. Я не шучу! – еще ножкой хочется топнуть, как маленькая.

– Слушай, Алён. Не люблю такие шутки. Вот позвонит мне Мирон сегодня и скажет оставлять тебя, значит оставлю. Нет, значит завтра получишь зарплату за полтора года. А пока иди и собирай вещи. Мне некогда твои истерики слушать.

Сев в кресло, отмахнулся от меня. За что мне это все? Он ведь реально упертый, как тот осел, еще и мелочный. Полгода отобрал в деньгах. Я могу кричать до посинения, грозить трудовой инспекцией, но ведь не поможет. Выживет.

Вылетаю из кабинета и мчусь к своему рабочему месту. Слезы застилают глаза, в горле предательский ком. Хочется рвать на себе вещи, разодрать грудь, потому что жарко, до паники в голове, от нахлынувшей несправедливости. Вот так, два более сильных мужчины разрушили мою жизнь, все перечеркнули.