– Для человека верующего нет ничего невозможного. – загадочно с улыбкой молвил Смотритель. – Тот, кто верит, всегда находит ответы на свои вопросы.

– С этим невозможно не согласиться. – Историк внезапно осознал всю свою ничтожность перед образом общения Смотрителя с головой в стене.

– Я рассказываю голове Саймона о том, что происходило с церковью и с историей, с момента его гибели до нашего времени. Тюдоры. Елизавета. Яков. Карлы. Гражданские войны и Протекторат. Образование Великобритании. Викторианская эпоха. Мировые войны. Битлз. Монти Пайтон. Бенни Хилл. Сериал Шерлок. Брекзит.

– И что на все это отвечает Саймон?

– Знаете, в его ответах не так все однозначно. – Смотритель стал вдумчив. Заметно, что ответы головы сильно смущают его и приводят даже в замешательство.

– Умоляю, господин Смотритель не томите. – Историк физически изнывал от любопытства и молитвенно сложил руки.

Смотритель, отойдя в сторону, склонился к небольшому рабочему столу, из-под которого выглядывала неумело или небрежно скрытая массивная рукоять средневекового меча, и достал небольшую тетрадь в кожаном переплете.

– Вот! – торжественно и в то же время с облегчением воскликнул он, ибо долгое время томился своей тайной. – Это, мягко говоря, не совсем обычные ответы. Я предполагал, что дело в языке, которым излагали мысли в то время. А это знаете ли – раннее средневековье. До рождения Шекспира оставалось почти двести лет. Однако уже тогда Чосер творил свои жалкие непристойности. Прошу вас, располагайтесь. – Смотритель рукой указал на стул напротив, а сам сел за столом. Предугадывая нетерпеливое желание Историка взять тетрадь в свои руки и прочитать таинственные записи, Смотритель торопливо пододвинул тетрадь ближе к себе, обхватив руками и смущаясь вкрадчиво произнес: – С вашего позволения я зачитаю на мой взгляд самое важное и неоднозначное.

2

Ответы головы Саймона Садбери Архиепископа Кентерберийского

записи сделаны викарием собора святого Григория преподобным Джоном Бишопом

Находясь в здравом уме и твердой памяти я – Джон Бишоп, делаю эти неоднозначные записи беседы своей, с головой Саймона Садбери, заботливо хранимой мной в соборе святого Григория и повествую дословно лишь о доподлинно виденном и слышанном.

«без упования проницать сокрытый смысл событий и дабы лишь сохранились записи мои, сделанные по воле Господа, для грядущих в мир поколений, которые пусть творят молитву истолкования». * Умберто Эко

1990 год

И узрел я голову, сокрытую в стене.

И мир мой перевернулся.

И стал я другим человеком, но не в намерениях веры своей (она так и осталась непоколебима и крепка. И даже стала крепче), но поскольку благодарность Господу, переполнила душу мою, словно чашу, за то, что дарована была мне такая близость к тайне неизвестной остальному суетливому миру. К тайне, которая стала разрастаться внутри меня с каждым днем, превращая в человека особенного и избранного.

Не многим когда-либо станут доступны для понимания чувства восторга и эйфории, до слез переполнивших меня, при первом благоговейном прикосновении. Я недостойный муж человеческий, обычный скромный викарий, держал в руках голову архиепископа, и в то же время шепотом возносил молитву Господу за такое счастье.

Лишь археологам, впервые проникнувшим в египетские пирамиды. Лишь геологам, нашедшим неиссякаемое драгоценное месторождение. Лишь прыщавому поллюционирующему девственнику, впервые узревшему перед собой обнаженным объект обожания (да простит Господь за греховное плотское сравнение, но невероятно похожее), будут понятны мои острейшие чувства.

Каждый вечер, после церковных служб и суетливых хлопот, коих в течение дня происходило немало, я торопился в тайную комнату, ведомый необъяснимой мощной силой, тянувшей меня к голове.

На протяжении долгих зимне-весенних вечеров я проводил время изучая досконально свою голову (а у меня были все основания считать ее своей). Благоговение, любовь, преклонение, все это перемешивалось во мне, рождая невероятно яркие реалистичные картины происходившего в те времена, когда голова составляла одно целое с туловищем.

Надеюсь, Господь когда-либо простит дикую страсть, охватившую меня. Но со временем, уже просто держать ее в своих руках мне становилось недостаточно. И каюсь, я пошел на преступление недостойное моего сана. Однажды, уходя из собора, я, не в силах больше расставаться с ней – такой родной головой Саймона, спрятал ее в сумке и на ночь унес с собой.

Однако как это часто происходит с преступниками, первое преступление повлекло за собой второе, еще более ужасное. Но в моем положении столь необходимое. Для того, чтобы не вызывать подозрение на свою голову, отсутствием основной намного более ценной головы, я подменил оригинальную голову Саймона Садбери, головой кузнеца Джека Смита.