Но это было преждевременно.

Утром я позвонил другу, который работал в местной прокуратуре. У Листера были приводы: два раза его задерживали за вождение машины в пьяном виде, один раз за драку. Последнее обвинение было смягчено и охарактеризовано как нарушение общественного порядка. И ничего больше. До того, как было изобретено телевидение, он и в самом деле снял несколько небольших фильмов. Его последнее место работы — университет.

Я позвонил еще в одно место и посетил университет. Весенний семестр уже закончился, а летняя школа работать еще не начала, так что студентов в университете не было. Но большинство факультетов работали. Исполняющий обязанности руководителя кафедры ораторского искусства, некто Шиллинг, был на месте.

Шиллинг не был типичным профессором. Под толстым слоем жира, покрывавшим его лицо, скрывался профиль молодежного лидера. Одет он был как актер — в очень модный габардиновый костюм и рубашку с расстегнутым воротом. Волнистые каштановые волосы аккуратно зачесаны назад с лысеющего лба. Мне показалось, что он их красит. Я сказал:

— Вы были очень любезны, доктор, согласившись меня принять. Спасибо.

— Не стоит благодарности. Садитесь, мистер Арчер. — Он сел за свой стол у окна, где свет с улицы наиболее эффектно освещал его черты. — Когда мы беседовали с вами по телефону, вы сказали, что интересуетесь одним из преподавателей, бывшим преподавателем нашего факультета. — Он произносил слова очень ясно, прислушиваясь к богатым модуляциям своего голоса. Ему, казалось, нравилось говорить.

— Я имел в виду Ленарда Листера, — я уселся на стул, стоявший в конце заваленного бумагами стола.

— А какую информацию вы хотели бы получить? И зачем это вам нужно? У нас есть свои маленькие профессиональные тайны, как вы понимаете.

— Я хотел бы знать, честный ли он человек. Это главное. Он женился на женщине из богатой семьи, а семья о нем ничего не знает, — объяснил я довольно мягко.

— И они наняли вас, чтобы разузнать о нем?

— Именно так. Некоторые члены семьи полагают, что он может быть мошенником.

— О нет. Этого я не сказал бы.

— А почему вы его уволили?

— Строго говоря, мы не увольняли его. Он не работал у нас постоянно, а читал лекции на специальную тему. И мы просто не возобновили с ним контракт в конце осеннего семестра.

— У вас, видимо, были на то причины? И конечно, это не была его некомпетентность?

— Вы правы. Ленард знает театр. Он занимается театром вот уже двадцать лет. В Нью-Йорке, на континенте и у нас здесь. Одно время он был очень известен в кино. Тогда хорошо зарабатывал. У него был загородный дом, яхта и даже жена-актриса. Кажется, так. Но потом он все потерял. Это было несколько лет назад. Я не знаю, как Ленард жил после этого. Но он с удовольствием согласился на мое предложение поработать у нас.

— И чему он учил?

— Мы использовали его в основном для практических занятий. Он ставил пьесы в различных группах и читал лекции о драме. Студенты его очень любили.

— Так что же с ним произошло?

Он заколебался:

— Должен сказать, что это дело носит этический характер. Он очень интересный человек, но своеобразный. Мне лично он всегда нравился. Но он просто не подходил к профессии преподавателя. Ленард провел некоторое время во Франции. Много времени проводил на Левом Берегу, в пристанище богемы. Много пил, увлекался женщинами. И не мог приспособиться к своей должности. Он громадный мужчина. Не знаю, видели ли вы его...

— Я с ним встречался.

— Но в сущности он совершенный ребенок. Не знает жизни. Действует иногда почти как маньяк.

— А вы не можете объяснить это более подробно, доктор?

Он отвел глаза в сторону, посмотрел в окно, провел рукой по волосам.

— Мне не хотелось бы марать его репутацию. И потом, это касается нашего университета тоже. Это очень деликатное дело.

— Прекрасно понимаю. Все, что вы мне скажете, останется в тайне. Это нужно знать только мне.

— Хорошо. — Он опять стал смотреть мне в глаза. Его просто нужно было немного подбодрить. — У Ленарда была привычка ухаживать за студентками. Особое внимание он уделял одной из них. Об этом пошли разговоры, как это всегда бывает, и я предупредил его, сказал, что не следует себя так вести. Он не внял моим увещеваниям, и я стал следить за ним. Наш факультет и без крупных скандалов привлекает к себе достаточно пристальное внимание. К счастью, я лично застал его почти что на месте преступления и не стал поднимать шумихи.

Шиллинг горел творческим экстазом. Он как бы переживал все это заново.

— К концу осеннего семестра в один из декабрьских вечеров я увидел, как они вместе зашли в его кабинет. Он расположен как раз напротив моего кабинета. Нужно было видеть выражение ее лица. Она буквально съедала его глазами, в которых светилось обожание. Я взял отмычку в хозяйственном управлении и спустя некоторое время вошел в кабинет. Я застал их на месте преступления, если можно так выразиться.

— Она была молоденькой девушкой?

— Нет. Хуже. Она была замужней женщиной. У нас учится довольно много молодых замужних женщин, мечтающих стать актрисами. Нужно было положить этому конец. И я это сделал. Ленард оставил нас. После этого я его ни разу не видел.

— А что случилось с женщиной?

— Она бросила учебу. Она не подавала никаких надежд, и я был рад, что она покинула университет. Вы бы слышали, как она меня тогда обзывала за то, что я просто выполнил свой долг. Я сказал Ленарду, что он играет с динамитом. Эта женщина была настоящей тигрицей. — Указательным пальцем левой руки он провел по лицу ото лба к подбородку, как бы очертив свой профиль. Он улыбнулся сам себе. — Вот и все, что я могу вам сказать о Ленарде.