Шрифт:
В ванной, кроме меня, никого не было, там стояла только я…
Прошло уже больше года с тех пор, как я не была в своем теле. Страшно думать, как неумолимо и безостановочно летят часы, дни, месяцы.
Сегодня я в своем любимом воплощении, в самом приятном месте. Назовем его жизнь Анны. Здесь я свободна, молода и здорова. Эта жизнь самая стабильная, самая простая и самая постоянная. В ней я просыпаюсь почти каждое утро.
В этой жизни меня зовут Анна, мне двадцать лет, я живу в относительно крупном мегаполисе Мэе бурно развивающейся страны, где каждую секунду кто-то рождается, а кто-то умирает, где вырастают новые кирпичные скалы, где люди постоянно бегут по улицам, спеша попасть в свои стеклянные башни и опаздывая жить.
Для того чтобы здесь существовать, я работаю официанткой в небольшой семейной кофейне. Мне нравится эта работа. Не знаю чем, но действительно нравится. Она далека от работы мечты и от воплощения моих когда-то реальных талантов, но заполняет время, уводит мысли и просто позволяет чувствовать себя нормальной. От меня не требуется принятия каких-то решений, не требуется напряженной деятельности. Улыбка, хорошее настроение, немного расторопности – вот и все, что нужно.
И знаете, меня это устраивает – быть невидимой, незаметной, быть просто девушкой. В своей жизни я себе такого позволить не могла. Мне казалось, что на меня постоянно смотрят, обращают внимание. Но не потому, что я была нереальной красоткой или эпатажным подростком с синим ирокезом. Нет. На меня смотрели с жалостью и сожалением, хотя психолог называл это сочувствием, а родители убеждали, что на меня на самом деле вообще никто не смотрит. Даже не знаю, что звучало ужаснее. Я не хотела сочувствия и не хотела, чтоб при виде меня люди сначала задерживали взгляд, а потом быстро отворачивались, делая вид, что ничего не заметили. Я мечтала быть обычной.
Слышу очередной будильник, встаю с кровати и медленными, неспешными шагами, еще сонная, отправляюсь в душ. Ну что ж, пусть начнется еще один неважный день этой жизни.
После каждодневных привычных манипуляций я, чистая, свежая и пахнущая весенними ландышами – во всяком случае, мне так представляется, – устремляюсь в сторону работы. В конце маршрута самое приятное – прогулка по тенистой аллее сада, в котором проживают многолетние дубы и клены, а клумбы пестреют цветами. Мне нравится шагать по аллее, словно отбивая ритм прекрасной, легкой мелодии, играющей только для меня. Топ, топ, шаг, второй, шаг, второй.
– Привет! Отличный денек, – здороваюсь я, как и в любой другой рабочий день, с городским садовником, ухаживающим за всей этой роскошью, а сейчас очищающим клумбы от мусора и, по-видимому, ненужных листьев.
– Доброе утро, Анечка, ты, как всегда, прекрасна, – говорит он добродушно.
– Спасибо. А вы все такой же ценитель красоты, – отвечаю я, посылая ему мягкую улыбку и воздушный поцелуй.
Не подумайте ничего лишнего, это просто знаки дружбы, которыми мы обмениваемся при встрече. Прекрасный человек, добрый, мягкий, а его руки творят чудеса в этом мире зелени и цветов. Но совершенно не мой типаж. Ему где-то за шестьдесят, волосы седые и волнистые. Я, к слову, неравнодушна к шатенам. Вокруг его глаз рассыпались морщинки, и – главное – он абсолютно и окончательно несвободен. С тех самых пор, как лет так сорок назад женился на приятной и доброй женщине. У них трое детей, которых я иногда встречаю в саду. Вот… как-то так.
Добравшись до кофейни, я с улыбкой вставляю ключ в дверной замок, не спеша поворачиваю его и, распахнув деревянные, выкрашенные в светлый тон двери, как будто вплываю в царство еды. Я сегодня первая, а значит, именно я должна разбудить это место, придать ему привлекательный для гостей вид. Надеваю фартук и начинаю выполнять привычную для Золушки миссию.
Через десять минут слышу грозный хрипловатый голос:
– Привет, Ани. Улыбку захватила?
– Привет, Бо, как всегда, она со мной, вот здесь. – И я похлопываю с серьезным видом по карману своего фартука.
– Отлично, пошел готовиться к наплыву ничего не понимающего в еде планктона, – говорит Большой Бо по дороге на кухню.
От души смеюсь ему вслед.
Бо – наш главный повар, который всегда чем-то недоволен, особенно клиентами. Он славный и большой, напоминает медведя гризли, одетого в поварскую одежду. Но еду он готовит отменную, да и людям в зале не слышны его препирательства то с духовкой, то с плитой, то с холодильниками. И, конечно, им не услышать его гневных тирад, вытекающих лавой на тарелки с недоеденными фирменными блюдами.
Как-то раз за стаканчиком имбирного лимонада он признался, что моя улыбка повышает настроение и наполняет спокойствием (жаль, что на меня саму она так не действует). С тех пор он каждый раз спрашивает, не забыла ли я ее дома. А я показываю на свой карман, заверяя, что она со мной.
Другие сотрудники кафе один за другим подтягиваются на работу, но с ними у меня нет такой легкости в общении, приятной дружеской связи. Мы просто обмениваемся кивками, дежурными приветствиями, и каждый занимается своими делами. Единственный, кого я недолюбливаю в этом месте, – бармен. Уж очень противный парень. Худосочный, я бы даже назвала его тощим, с сухими костлявыми руками и такими же сухими и тонкими губами, которые складываются в ненатуральное подобие улыбки. Его взгляд абсолютно пустой и холодный, а осколки улыбки долетают к клиентам только за чаевые. Словно робота поставили к барной стойке. Хотя нет, робот и то был бы приятнее. Иногда мне кажется, что я его недолюбливаю за то, что его взгляд и самоуверенная высокомерная улыбка в мою сторону напоминают мне взгляды сверстников из воспоминаний. Рядом с ним я чувствую себя неполноценной, той, кем была раньше. Но я пытаюсь это скрыть, особенно от него. Это все уже в прошлом.