Бранка, напротив, неусыпно несла бесполезный караул вблизи Фьялара, оставляя его наедине с собой (и с Делией тоже) только в спальне и местах совсем уж интимного пользования. Делия злилась, но на второй разговор с Волчицей так и не решилась, побаиваясь, что той все-таки удастся уговорить ее отправиться к Диззи парламентером.

Фьялар дни проводил с Джулианом и Лили, а Делия в тире. Тесты на профпригодность никто не отменял, и она боялась потерять к назначенному сроку набранную форму. В программу входили также бег и прочие физические нормативы, но тут она чувствовала себя намного увереннее, чем с револьвером в руке.

После обеда в ближайшем к особняку небольшом семейном ресторанчике, за которым они встречались, дроу помогала Фьялару с рассылкой официальных приглашений все большему числу неожиданно решивших принять участие в конференции участников. У Луна уже возникли небольшие проблемы с тем, как их разместить, чтобы не привлекать преждевременного внимания властей к столь разношерстному собранию. В результате мероприятие спешно было перенесено в «Алькатрас» и замаскировано под съезд музейных работников.

Открытие съезда было назначено через пять дней, концерт – через три. Фьялар, удовлетворенный результатами обкатки, объявил перерыв на отдых, предчувствуя, что после конференции события могут завертеться с такой скоростью, что отдыхать не придется долго.

Диззи вернулся из «Амфитеатра» чуть позже, чем обычно, и в общем зале застал всю светонепроницаемую половину компании, активно занятую подготовкой к дружеской вечеринке. Войцех оккупировал кухню, обучая Фьялара премудростям приготовления жженки, а Делия сообщила, что ужин уже заказан в итальянском ресторане, рекомендованном самим Принцем. Диззи вздохнул, утащил из холодильника остатки вчерашней пиццы и, даже не разогревая, удалился в сад.

Но пицца так и осталась нетронутой. В саду темнело, из дома доносились веселые голоса и приглушенная музыка. Свет в окнах погас, и голубой огонек жженки затеплился в темноте дома. А Диззи все сидел на узкой и неудобной скамеечке в глубине сада, почти у самой ограды, машинально ощипывая мелкие листочки с ближайшего куста.

***

С девушками у него всегда получалось легко. Серьезных разговоров он с ними не вел, зато рассмешить умел даже в самой сложной ситуации. На мелкие знаки внимания был щедр, на упреки и ревнивые подозрения – скуп. Но рано или поздно любая из них начинала догадываться, что такая легкость прямо вытекает из несерьезности Диззи, и начинала принимать воспитательные меры с целью ускорить затянувшееся взросление.

Правда состояла в том, что повзрослел Диззи еще в четырнадцать лет, когда его чудом не пристрелили в уличной разборке. Серьезно он относился только к замкам дорогих автомобилей, исправности старенького пистолета, который таскал за поясом под рубахой навыпуск, и сиренам полицейских патрульных машин.

К тому моменту, как Диззи исполнилось восемнадцать, состав его «банды» сменился дважды, а неудачливым воспитательницам с дальним прицелом на серьезные отношения он вообще потерял счет. Свой следующий день рождения он, скорее всего, отметил бы в тюрьме или на кладбище, если бы не странное стечение обстоятельств.

Какой-то болван, во всяком случае, Диззи мысленно окрестил его именно так, оставил свой «Кадди» в глухом ночном переулке, по которому парень в одиночестве возвращался в съемную комнатушку, где жил после расставания с очередной подружкой. Обычно, пока Диззи возился с замком, кто-нибудь из приятелей стоял на стреме, но такой случай упускать было нельзя. А в тот момент, когда обнаружилось, что машина не оборудована сигнализацией, он и вовсе решил, что это главная удача его жизни.

Дальше – больше. В бардачке завалялся ненужный хозяину бумажник, а в нем – пять тысяч новенькими зелеными купюрами. Довольно насвистывая «Нью-Орлеанскую функцию» Диззи захлопнул дверь, решив на радостях оставить неизвестному благодетелю магнитофон и прочие дорогие прибамбасы.

Но, когда он повернулся, в лоб ему глядело дуло пистолета. Над ним – внимательные и блестящие черные глаза и седые курчавые волосы. Мужчина был одет в белоснежный костюм и белые туфли, и только лицо поблескивало агатом в свете фонарей. Лицо показалось Диззи знакомым, но где он его видел, вспомнить парнишка так и не сумел.

Рассказ о больной матери, инвалиде-отце и голодающих сестрах на владельца «Кадди» впечатления не произвел. Вероятно, говорил Диззи не очень убедительно. Учитывая, что сестер, равно как и братьев, у него не было никогда, отца, нелегального иммигранта, уже через год после рождения Диззи отправили обратно в Мексику, а мать, живущая на «вэлфер», сыном не интересовалась уже давно, это было не удивительно.

— Вот ваши деньги, мистер, — еле слышно прошептал Диззи, когда ствол уперся в его покрытый испариной лоб. Бумажник, все еще зажатый в его руке до этого момента, мягко шлепнулся на асфальт возле машины. Диззи шумно вздохнул.

— Хотите, я помою вашу машину? – неожиданно предложил он.

Пистолет опустился, а мужчина расхохотался, сверкнув белоснежными зубами.

— Нет уж, парень, — заявил он, — это теперь твои деньги. Но я тебе говорю, что удачу они принесут, только если ты потратишь их с толком. Что ты умеешь делать, кроме того, чтобы вскрывать замки? Мыть машины?