– Странно, – вздохнула я, подводя итог размышлениям.

– Странно, – согласился Тейт задумчиво. – Ты тоже заметила, что она в последнее время какая-то, ну, виноватая?

Вот как. Значит, не одной мне кажется, что с нашей хладнокровной красоткой что-то не так.

– Вроде того. Попробую выяснить, что именно.

Тейт уселся на самый край обрыва, подгибая под себя ноги.

– Давай. Она будет ждать у Митчи после заката. Сама найдёшь дорогу? Я сегодня хочу послушать странника. К Таппе вернулся ученик, десять лет путешествовал. Говорят, все острова обошёл. Жаль пропускать.

– Конечно, найду, – склонила я голову к плечу, прикидывая, как удобнее спуститься. Горки наподобие водных у меня получались неплохо, но съезжать с такой высоты… Небезопасно, пожалуй, тормозить-то нечем. Значит, сделаю ступени и поручень для подстраховки – медленно, зато надёжно. – Только тогда пойду домой прямо сейчас, нужно переодеться и захватить деньги. И сначала всё-таки загляну в мастерскую, Итасэ должен быть там… А ты позволишь мне вечером посмотреть твои воспоминания? Я бы тоже хотела послушать рассказы путешественника.

– Не вопрос, – хмыкнул Тейт. – А ты изменилась, Трикси.

– В каком смысле? Не понимаю.

Вместо того чтобы нормально ответить, эта рыжая чума расхохоталась – и прицельным пинком спихнула меня с обрыва. Защититься я не успела, куда там рефлексам среднего во всех отношениях псионика против мага из ложи направляющих удар! Зато отыскала самый быстрый и наименее энергозатратный способ спуститься с обрыва – тонкая труба от верха до низа. Воплощаешь из ничто, хватаешься и скользишь… Ну что же, экстремальный опыт – лучший учитель.

Кажется, я начала проникаться местными образовательными традициями – настолько, что даже не обиделась на Тейта за пинок.

Кратчайший путь домой пролегал мимо зарослей хотты – высокой травы, которая весной цвела красивыми лиловатыми метёлками. Сейчас на ней появились усыпанные семечками голубые шары величиной с детскую голову. Судя по учебным свиткам, одолженным у Кагечи Ро, из созревших прокалённых зёрен готовили каши и похлёбки. А вот молодые сладковатые початки можно было запечь целиком – и получился бы неплохой десерт. Съедобный для «добычи» из другого мира, что немаловажно… После путешествия воплотить прямо на ходу две-три ступеньки для меня было делом ерундовым, как для кузины Лоран – накрасить губы за рулём любимого красного «трэвела»: уже даже не навык, а привычка. Щурясь от солнца, я забралась выше, чтобы выбрать початок понежнее; сладковатый травяной запах стал более сильным. Метрах в пятнадцати отсюда, в глубине зарослей, послышался отзвук чужого сознания – девушка, похоже, из мастерской Ригуми Шаа. Имени я не помнила, но ярко-розовые, как жвачка, волосы трудно было не признать. Они издали просвечивали сквозь бумажно шелестящую листву. Девушка увидела меня и крутанула запястьем над головой в приветственном жесте, я ответила тем же и снова нырнула в заросли – в полумрак и прохладу.

Надо же, сама не заметила, как обросла знакомыми.

Дома я забросила початки в кладовую, наскоро переоделась в новый костюм – работы Нэккен, но созданный по моему собственному эскизу. На оплату ушли почти все деликатесы, добытые на побережье: моллюски, редкие пряные травы и цветы, фрукты и ягоды, рыба… Набрать припасов – полдела, вот доставить их – настоящая проблема. Не представляю, как бы мы выкручивались без Итасэ, который милостиво согласился помочь и сотворил иллюзию, внутри которой было холодно, как на северном полюсе. Подозреваю, что именно из-за трудностей с транспортировкой вкусная и редкая еда считалась в Лагоне ценностью. И если обыкновенные продукты полагалось сдавать в общие кладовые, то деликатесы было принято либо обменивать на перламутровые лепестки, местные деньги, либо сразу расплачиваться ими за услуги. Как я с Нэккен, например. Не в последнюю очередь потому, что прекрасно понимала – костюм за деньги мне не по карману, но если при виде сочных, сладких фруктов и нежнейшей рыбы, переложенной горьковато-пряными цветами, у портнихи потекут слюнки, то можно рассчитывать на значительную скидку.

Тейт очень смеялся – не отрицая, впрочем, что я права.

– Ты уверена насчёт расцветки? – задумчиво спросила тогда Нэккен, крутанув образ кончиками пальцев. – С покроем-то я согласна, для лета достаточно коротких рукавов, штанины можно оставить длинными, только сделать посвободнее. Но вот цвета… Светлое носят обычно мастера. Скучно же. Может, что-нибудь поярче? Вот оттенок пояса мне понравился, такой тёмно-красный… – она прикоснулась к тоненькой ленте, перетягивающей талию иллюзорной модели. – Как запёкшаяся кровь.

Я сама не ожидала, что от трёх слов нахлынет такой поток чувств, совершенно разных, едва ли не противоречащих друг другу: и стыд, и сожаление, и яростная гордость, и сострадание к Нэккен, не понимающей чего-то очень важного и простого одновременно… И зависть к ней же из-за этого самого непонимания.

Сразу после кровавого сражения нелегко было задавать вопросы, но через несколько недель я решилась. И ответы перекликались с чем-то, спрятанным глубоко внутри меня, с некой неочевидной истиной. Итасэ сказал, что носит серое, потому что так не пристаёт грязь. Лао таинственно обронил, проводя пальцем по ткани цвета неотбелённого льна: «Она… необработанная. Словно её не касались чужие руки». Об алых шарфах Тейта я знала даже больше, чем хотела бы, а Лиора… Лиора произнесла, глядя на меня: «Я тоже ношу белое».

Она действительно понимала – и так же боялась говорить о некоторых вещах вслух, предпочитая иносказания.

– Как-то разлюбила яркие цвета, – выдавила я из себя наконец.

Нэккен удивлённо уставилась снизу вверх:

– А пояс? – упрямо повторила она.

– Напоминание.

Больше вопросов не последовало.

Костюм портниха сотворила за несколько часов. И пусть теперь я выделялась на фоне ярко одетых учеников так же, как Лиора или Кагечи Ро, жалеть было не о чем. Пропуская холодный, шелковистый пояс сквозь пальцы, я, как никогда ясно, ощущала, что хочу для себя путь без крови. Чистый, ясный, светлый. И, чтобы пройти по нему, просто силы будет недостаточно, даже всей силы в мире…