В свою очередь Мама изучала меня. Горделиво приподняв подбородок. Она смотрела так на всех. Она считала себя выше остальных.

Я отвел глаза в сторону и огляделся. Как будто был здесь впервые. Как будто мы не испытывали на прочность этот стол и кресла.

«Ну что ж… Очень жаль. Я рассчитывал на твою помощь».

Ответом стало молчание.

«Как бизнес? Как девочки?» – Я продолжал брать нахрапом крепостную стену её высокомерного упрямства.

«Все в порядке. Спасибо». – Она, наконец, встала из-за стола и направилась к минибару. – «Выпьешь?»

Вновь за счет заведения. Этой ночью мне везло с бесплатной выпивкой.

«Не откажусь. После тех помоев, которыми напоил меня Бармен, хочется глотнуть нормального виски». – Это был намек. Да, я уже побывал у Бармена. Это был мой выпад, достигший цели. И пусть Мама, по-прежнему, не выдавала себя ни одной лишней эмоцией, я знал: мой укол пробил её защиту.

Она бросила по горсти льда в два бокала олд-фэшн и откупорила бутылку односолодового скотча. Да, эта выпивка не шла ни в какое сравнение с мочой, которую наливали в «Райских кущах».

«Ну а как твой бизнес? Убийство ни в чем не повинных людей до сих пор пользуется спросом?» – Она попыталась сменить тему и перейти в наступление. Это походило на отчаянный прыжок матери-волчицы в попытке защитить своих мелких сучек. Меня не интересовали её сучки. Только одна. За которую заплатили.

«В мире нет безгрешных людей. Ты и сама должна это понимать». – Они все постоянно пытались указать мне на ошибку в выборе жизненного пути. Все. И всегда.

А я никак не мог понять одного: какого хрена всем им сдался именно я?!

«Если ты ни в чем не виновен, никто не станет платить мне деньги за то, чтобы я прикончил тебя. Это иррационально. Но когда мне звонят и просят убрать человека, который кому-то мешает, разве нет в этом его собственной вины? Разве сам он не повинен в том, что мешает жить другим людям?»

«А те, другие люди, твои заказчики, они никому не мешают жить?»

Мама пригубила скотч, извлекла из пачки две сигареты, прикурила и передала одну мне. Вкус её помады, оставшейся на фильтре, был слишком знаком, чтобы быть правдой. Отвлекающий маневр. Она выпустила дым изо рта и сквозь эту дымную пелену взглянула на меня.

Я хорошо помнил, какой она была раньше…

«Пока за их смерть не заплатили – эти люди никому не мешают», – ответил я.

«Слишком простая арифметика – мерить человеческие жизни суммой денег, уплаченной за их смерть». – Она слегка усилила интонации своего голоса.

В ней начинали играть чувства. К тем, кого я убил. К тем, кого убью. Ко мне.

Женщины… Их так легко выбить из колеи.

«Раньше я думал об этом. Теперь – нет. Раньше я вообще много о чем думал. Пока не понял одну простую истину: нужно оценивать лишь себя. Свои действия. И делать это нужно сквозь призму своих же собственных потребностей.

А именно – через необходимость выживать».

К сожалению, главная вселенская несправедливость заключалась в том, что мужчин из колеи выбить еще проще. Я никогда не понимал, играет она со мной или действительно жаждет. Жаждет моего присутствия. Моего прикосновения.

«Вернее сказать, через призму собственной жестокости». – Мама всегда говорила мало. Слишком мало. Но внутри каждого сказанного ею слова неистовствовала бесконечность. – «Ты же знаешь этих сволочей, на которых работаешь. Ты знаешь – они монстры. Человеческая жизнь для них – всего лишь пыль. Они не способны чувствовать. Сострадать. Прощать». – Она резко отвернулась к окну, усиливая эффект своего монолога.

Затем сделала еще глоток виски и продолжила, не оборачиваясь:

«Ты не должен брать их кровавые деньги. Не должен убивать для них. Ведь ты превращаешься в такое же чудовище…»

Правда или ложь… Я не знал. Я никогда не понимал, насколько искренни её слова. И насколько сильно ей плевать на меня. Всего лишь слова, в которых нет ни капли человека. Слова, неспособные материализовать наши чувства.

«Наверное, я даже хуже, чем они…» – Я больше не пытался играть с ней. Я говорил то, что думал.

Она повернулась и пронзительно посмотрела на меня. Я затянулся сигаретой.

«Ты прекрасно знаешь, из какого дерьма мне пришлось выбираться. Ты знаешь, как долго я барахтался в нем. И город сожрал бы меня с потрохами, если бы я не оскалил зубы. Если бы не показал силу.

В моей жизни всегда было только два пути: бороться, не жалея средств, или сдаться и опустить руки. И, кто бы, что мне ни говорил, я не собираюсь гнить в трущобах Старого города, шататься по притонам, как моя мать, не отдавая себе отчёта в том, жив я или нет».