6. Андрей Петрович Ромоданов — руководитель Института нейрохирургии им. академика А.П. Ромоданова Национальной академии медицинских наук Украины с 1964 по 1993 годы.

«Так это экскурсия студентов-медиков!» — наконец-то догадался я. После чего меня посетило ещё одно озарение: «А не моя ли неподвижная персона является „музейным“ экспонатом, предназначенным для внимательного с ним ознакомления или даже изучения?»

Всё больше пробуждающийся от усиливающейся боли мозг продолжил построение несложной логической цепочки, уцепившись за услышанную приставку «нейро»:

«Я сошёл с ума? Какая досада!» — цитатой Фрекен Бок7 выстроилось моё новое предположение. — «Хотя лучше не торопиться, а послушать, что ещё скажет умный человек. Неумного ведь врачом не назначат?»

7. Фрекен Хильдур Бок — персонаж трилогии о Малыше и Карлсоне шведской писательницы Астрид Линдгрен и многосерийного советского мультфильма, созданного по этим книгам.

И умный человек не стал тянуть время, испытывая моё терпение, всего лишь переждав перед этим непродолжительные и несильно возмущённые, молодые (судя по голосам) возгласы типа: «А что такое? Чего сразу я? Я тут вообще не причём! А что это с ним?»:

— Этого юношу перевели к нам в середине прошлого лета из Киевской областной клинической больницы, в которой провели успешное лечение сильного ушиба головы, следствием которого стала закрытая черепно-мозговая травма, и частично поспособствовали заживлению его ожогов. Большего тамошние медики сделать не смогли. В сознание после проведенного лечения парень так и не пришёл.

На этом месте рассказчик прервался, а я почувствовал, как кто-то поправляет подушку под моей, как выяснилось из услышанного, многострадальной головой:

— Ради справедливости следует отметить, что и мы ничем родных парня порадовать пока тоже не можем. Пациент, не обращая никакого внимания на все наши немалые старания, из комы выходить пока не желает.

— А что с ним случилось? — повторился вопрос на этот раз молодым женским голосом, прозвучавшим со стороны противоположной говорившему до этого мужскому.

— Этого никто не знает. — со вздохом ответил говоривший изначально мужчина. — Он сам, как и его семья, из Припяти. Обнаружили его утром того памятного дня, когда произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции. Юноша в бессознательном состоянии лежал возле подъезда собственного многоэтажного дома с разбитой головой. Свидетелей происшествия если искали, то не нашли. Да и не до поисков тогда было. Сами понимаете, что там творилось в те дни. А потерпевший, по понятной причине, ничего рассказать не мог. Да и сможет ли когда-нибудь — неизвестно. Но по одной из наиболее вероятных версий мы имеем дело с последствиями от удара молнии. О чём недвусмысленно свидетельствуют шрамы от характерных ожогов на его голове и всём остальном теле.

Услышанное от доктора повергло меня в шок. Мне что, проведенные полгода в будущем привиделись? Все мои приключения в мире воцарившегося на Земле феминизма навеяны прочитанной накануне фантастической повестью Кира Булычёва «Сто лет тому вперёд»? Нет никакой Белой Лады, Опаловой Славы, моей приёмной мамы и новой родни? Нет никакой гимназии с неправильными уроками труда, непонятным футболом и неизвестным ранее автоматическим оружием? Всё пережитое мною — это бред поражённого небесным электричеством мозга? Магия и маги, дворянские звания, собственный приобретённые способности, мировая катастрофа, войны, передел мира, женское доминирование на планете — всё это нездоровые фантазии моей больной головы?

А с другой стороны получается, что я не потерял никого из своих родных и близких, друзей и одноклассников. И вылечившись снова смогу с ними встретиться, обнять, поговорить и обязательно рассказать о своих воображённых приключениях. А может даже, как Булычёв, написать о них книгу! Ведь меня обязательно вылечат? Иначе не может быть, поскольку наша советская медицина — самая передовая медицина в мире!

Но такова ли ситуация, какой я её себе только что вообразил, на самом деле? Ведь сейчас, как и в прошлый (не знаю уже — реальный или вымышленный) раз, никого из моей семьи или друзей рядом со мной в палате не было. Или я просто их не слышу? Хотя не думаю, что мои мама или папа позволили бы вот так беспардонно проводить экскурсии по осмотру их родного сына. А живы ли они вообще? Ведь авария на нашей станции, как сказал невидимый доктор, всё-таки была. А ещё он говорил не о моих родителях, а о родных, которыми вполне могут оказаться многочисленные дяди и тёти.

Рой мыслей, заметавшихся в моей голове, принёс только усиление боли ней.

После последних слов врача что-то коснулось моего правого века:

— Как видите, зрачок пациента на свет не реагирует. Болевые рефлексы тоже отсутствуют.

Мало мне было раскалывающей череп головной боли, так этот садист меня ещё и ущипнул.

«Я явно поспешил присвоить ему статус умного!» — было последней моей мыслью, после которой я снова начал быстро проваливаться в беспамятство.

Когда мужской голос, сопровождаемый шорканьем многочисленной обуви по деревянному полу, стал удаляться в направлении выхода, я ещё успел разобрать:

— Ладно, здесь мы закончили. Дальше нас ждёт отделение радионейрохирургии.

***

Второй раз я очнулся от явного присутствия ещё одного человеческого организма рядом с моей неподвижной тушкой. Прислушавшись к своим внутренним ощущениям, я понял, что голова совсем не болит, уши хорошо слышат, живот радостно бурчит, а то, что пониже его, вовсю беззастенчиво бодрствует. Хотя остальное тело по-прежнему не то, что стоять, элементарно пошевелиться пока не может.

А мой нос и приятные ощущения от прикосновений нежных рук к остальному вполне чувствительному телу подсказывают, что заботливо укутывающий меня одеялом организм — женский, а если точнее — девичий. И этот организм приглушенно и вроде как смущённо почему-то подхихикивает. А ещё запах от него доносится какой-то знакомый, можно даже сказать родной. Мне явно не единожды приходилось обонять его за последние полгода — год своей короткой, но такой неординарной и насыщенной сюрпризами жизни.