Моё тело бьёт крупной дрожью, громко дышу, издавая сиплый звук на выдохе. Боже, как же мне страшно! Ноги становятся ватными, не понимаю, как ещё держусь на них. Тяну трясущиеся руки к Алексею и кладу поверх его рук.

— Лёша, пожалуйста, — рвано сиплю. — Прекрати. Успокойся, пожалуйста, ты меня пугаешь!

— А Саня тебя сегодня не пугал? С ним хорошо и спокойно? Хвостом перед ним вертела, как последняя потаскуха! А может, у тебя с ним что-то есть? Может, ты его на балконе ждала, а тут муженёк появился и всё обосрал вам? Спишь с ним, пока я на работе, и стебётесь надо мной! — оглушает криком весь дом, а может, и всю округу. — Какой Белов дурак! Ха-ха! Так у вас, да? — отпускает моё лицо из захвата, вновь берёт бутылку и делает большой глоток прямо из горла. — Как тебе такая версия милая?

— Никак, — тихо отвечаю и тру рукой лицо. — Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Я всегда с водителем. Под контролем. Маршрут мой тоже до боли скучен и однообразен. Дом, институт, дом. Максимум моих развлечений: поход в магазин. Не приписывай мне того, чего нет и быть не может. Это меня обижает.

Сил стоять больше нет. Подхожу к дивану и практически валюсь на него. Я так устала. От всего. Бояться. Оправдываться. Терпеть.

— Я так больше не могу, Ян… — неожиданно для меня, устало произносит супруг.

Поднимаю глаза и пытаюсь прочитать, что он подразумевает под этим, но ничего не вижу. Сейчас Алексей напоминает просто серую рябь, как помехи на телевизоре.

— Что ты имеешь ввиду? — задаю вопрос на удивление абсолютно спокойным голосом.

— Не знаю. Я, блять, сам уже ничего не знаю. Не понимаю, — проходится руками по лицу и волосам, с силой прочёсывая их. — Хочу, как раньше. Чтобы ты смотрела на меня так, как дети смотрят на конфету с сюрпризом. Но этого нет. Ты мне скажи, что не так? Что мне сделать?

Молчу. Мне нечего сказать. Я не люблю Белова. Сейчас во мне всё исказилось, сломалось и восстановлению не подлежит. Летальный исход моих чувств.

— Ответь мне, — давит вопросом и подходит ко мне. — Яна, я люблю тебя! Хочу тебя! Хочу от тебя детей! Наших детей... Живу лишь тобой! — касается моей щеки тыльной стороной ладони.

— Я… — ком давит на гортань. — Тоже… Люблю, — от этой лжи, распадаюсь на какие-то мелкие детальки, частицы, пыль. Хочу закричать во всё горло. Орать, пока не потеряю голос. Не могу так больше, просто не могу! — Не люблю…

— Что? — глаза Белова будто умерли. Абсолютно стеклянный, безжизненный взгляд.

— Прости, — шепчу и опускаю голову вниз. Слёз нет. Ничего нет.

— Яна, повтори, — железным голосом требует Алексей.

Молча мотаю головой. Если кто-то думает, что нельзя уничтожить словами. Могу огорчить. Можно. Я это сделала прямо сейчас.

Белов с совершенно диким видом берёт меня за шею и сжимает, не сильно, но всё же болезненно. Смотрит прямо в глаза и цедит по слогам:

— Пов-то-ри, что ты ска-за-ла? — сильнее припечатывает меня к дивану и наваливается сверху.

Однако всё, что я могу, только барахтаться в попытках скинуть его с себя и мычать что-то нечленораздельное.

— Любишь? — рычит мне в лицо. — Любишь? — увеличивает напор в голосе.

Разжимает руку. Я закашливаюсь и хватаю ртом воздух. Как только дыхание выравнивается, Белов хищно впивается мне в губы. И целует. Целует. Целует. Дёргает сбоку замок платья, стаскивает его. Шарит грубо руками по моему телу. И меня охватывает ужас, от осознания, что подобное уже было. Всё. Не могу. Не хочу. Нет!

— Лёша, хватит! — рычу и пытаюсь вырваться. — Да прекрати ты уже! Я не хочу! — перехожу на оглушительный крик, от которого спирает голосовые связки, и я вновь закашливаюсь.

Мой вопль отрезвляет Алексея. Он отшатывается от меня. Смотрит на свои руки. В глазах: шок, испуг, полное отрицание происходящего.

— Что… Что я? — словно в сумасшедшем бреду бормочет супруг, продолжая смотреть на руки.

— Ты ужасен… — выдаю на хрипе с частым дыханием.

— Прости, Яночка… — таким же хриплым полушёпотом говорит Алексей. — Я не знаю, что на меня нашло… Прости.

Отталкиваю его ещё дальше от себя, сползаю с дивана на пол, а затем встаю и убегаю на второй этаж, в спальню. Не нашу. Закрываюсь на замок, хотя, конечно, открыть его пинком не составит большого труда. Но так отчего-то спокойнее. До утра Белов меня не тревожит. Я пребываю в полусне, постоянно просыпаясь. Только ближе к утру мне удаётся ненадолго уснуть.

Как только открываю глаза от пробуждения, все мысли крутятся в одном направлении. Я не хочу его видеть. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Слишком много боли Алексей причинил мне за последнее время.