Шрифт:
АА Шкловского любит: "Он такой веселый". Этим термином заменяет все другие определения.
Не помню по какому поводу был следующий диалог:
О. Э.: "Были такие снобы после смерти Николая Степановича - хотели показать, что литература выше всего..."
АА (иронически): "И показали..."
О. Э.: "Да".
АА: "Почему это раз в жизни им захотелось это показать - что литература выше всего?!"
АА: "Николай Степанович любил осознать себя... ну - воином... Ну поэтом... И последние годы он не осознавал трагичности своего положения... А самые последние годы - даже обреченности. Нигде в стихах этого не видно. Ему казалось, что все идет обыкновенно..."
О. Э.: "Я помню его слова: "Я нахожусь в полной безопасности, я говорю всем, открыто, что я - монархист. Для них (т. е. для большевиков) самое главное - это определенность. Они знают это и меня не трогают".
АА: "Это очень характерно для Николая Степановича".
АА: "Он никогда не отзывался пренебрежительно о большевиках..."
О. Э.: "Он сочинил однажды какой-то договор (ненаписанный, фантастический договор) - о взаимоотношениях между большевиками и им. Договор этот выражал их взаимоотношения как отношения между врагами-иностранцами, взаимно уважающими друг друга".
АА рассказывает об отношении Николая Степановича к царице Марии Федоровне. Когда Николай Степанович лежал в Царском Селе в лазарете, он ее видел часто.
АА: "Он был шокирован ее произношением (у нее очень неправильный выговор был). Говорил: "...И потом, что это такое?
– она подходит к солдату и говорит: "У тебя пузо болит?"." - А она, как известно, всегда так говорила... Так что серьезного отношения к ней совершенно не было".
О Вячеславе Иванове.
О. Э. рассказывает, что когда он в первый раз пошел к Вяч. Иванову с Надеждой Яковлевной, то Вяч. Иванов спросил ее: "Вы тоже пишете стихи?"
Мандельштам по этому поводу острит: "Это же не немецкая эпоха цехов: приходит к одному бочару другой - со своей дочерью, а тот уверен, что его дочь тоже обязательно должна заниматься тем же, что и отец, ремеслом...".
АА: "Но я не как дочка бочара - мне пришлось сказать, что я пишу..."
Я: "Вы в первый же раз читали там стихи?"
АА: "Да, читала...".
После обеда АА вместе со мной пошла к себе. Легла на постель, я сел у постели.
Из разговоров запомнилось:
Я - о разговорах о Николае Степановиче за обедом.
Я: "Такие разговоры не успеваешь записывать, и многое из них сейчас же забывается".
АА: "Но это лучшие разговоры. В них всплывает характер Николая Степановича. Это не беда, что многое вы не успеваете записать, - впечатление у вас остается, и оно много поможет вам..."
АА говорит, что у Мандельштама очень сильно чувствуются интонации Кузмина. И - по этому поводу - что он вообще всегда под чье-нибудь влияние попадает (в этом отношении).
Я: "А у Кузмина характерные интонации?"
АА: "О, да!"
Я: "А Ваши интонации нельзя воспроизвести..."
АА (задумчиво): "потому что я в очень тесном кругу так говорю..."
Я: "Не только потому, а потому еще, что их оттенки очень тонки..."
Я показываю АА присланный мне из Москвы Горнунгом альманах "Чет и нечет". АА, взглянув на него, полуспрашивает: "Это такой московский "Гиперборей"?"
Просматривает. К стихам отнеслась очень неодобрительно и удивлялась, как все они подражательны Гумилеву.
В заметке там же упоминается Цех поэтов, Ирина Одоевцева, - упоминаются так, как будто это еще существует сейчас...
АА: "Как это свойственно москвичам - запаздывают", - и АА продолжала разговор на эту тему относительно некоего Винокура, заметка которого (рецензия о книжке "Лермонтов" Эйхенбаума)... (Обрыв.)
Я показывал ее Эйхенбауму, и он разругал этого Винокура, назвав его перебежчиком - из формального метода. Я говорю об этом.
АА: "Да, понемногу все из него уходят... (из форм. метода). Невозможно! И сам Эйхенбаум начинает отклоняться от него..."
Я: "Это такие путы, а зачем они - неизвестно".
АА соглашается.
АА рассказывает кошмар, который преследовал ее сегодня ночью. Сон. Она видела комнату, в которой она сейчас живет, и видела себя спящей. Вся обстановка, все было реальным, конкретно, как в действительности. АА сказала, что странно видеть самое себя спящей - и так, как это происходит в действительности.
Я рассказываю свой сон - сон, в котором сильно участвовала лошадь.
АА (раздумчиво): "Лошадь - это нехорошо, ко лжи".