8

Позже я узнал, почему мы так и не дождались отряда. Когда в ночь на 24 мая басмачи отступили от заставы, помощник начальника погранзаставы Касимов позвонил в Иркештам. Он знал, что оттуда к заставе должны выехать три пограничника. Он беспокоился о них и хотел предупредить их, чтоб они отложили выезд. Иркештам не отвечал. Касимов звонил, звонил, но трубка глухо молчала. Касимов понял, что провод перерезан. Тогда десять бойцов с пулеметом выехали искать повреждение. В шести километрах от заставы лежал на земле телеграфный столб. Провод завился двумя спиралями. Пограничники исправили линию и вернулись. Это были те бойцы, о которых сообщила Тахтарбаю цепочка басмаческих дозорных. Это услышав о них, Тахтарбай в панике примчался к нам, сидевшим в кустах арчи, а мы с Джироном и курбашами выехали навстречу отряду.

Понятно, почему мы не встретили никого. Бойцы вернулись на заставу, и Иркештам ответил. Ответил, что три пограничника выехали давно.

9

Из лощины, на другой стороне Гульчинки, вперед появилась группа всадников. Тридцать? Сорок? Кто это?..

Вместе с Закирбаем мы разом осадили коней. Наши спутники загомонили, вглядываясь вперед.

Басмачи?..

Стоим, смотрим, ждем... Всадники к нам приближаются; остановились, смешались, видимо, изучая на|

Неужели нарвались? |

Кто бы это ни был--делать нечего. Двинулись мы, двинулись они--сближаемся шагом.

– - Это не басмачи... Киргизы,--медленно говорит Закирбай.

Хорошо. Съехались: мы на левой, они на правой террасах. Между нами ущелье, внизу по ущелью пенит воды Талдык. Стоим лицом к лицу. У троих в руках наперевес -- ружья. Начинается спор: они машут руками и шапками, кричат, зовут нас к себе для переговоров. Юдин говорит Закирбаю:

– - Мы не поедем, пускай сами едут к нам.

Юдин знает киргизские обычаи вежливости. Уступить должен тот, кому меньше почет. Закирбай мнется. Юдин крепко стоит на своем:

– - Я сказал. Так будет. Говори с ними ты, Закирбай.

Юдин, повышая свое достоинство, молчит, не участвуя в препирательствах. Спор затягивается, -- тех больше, и они не хотят уступить. Положение критическое, потому что обе стороны озлобляются. Тогда Юдин и я спешиваемся и ложимся на землю в позах непринужденных и ясно показывающих, что мы не намерены сделать ни шагу и здесь пролежим хоть весь день!

Это решает спор. Цепочкой, гуськом они спускаются по откосу, переезжают вброд реку, поднимаются по щелке к нам.

– - Драстый!
– - по-русски говорит первый из них.

И я с удивлением и неожиданной радостью вижу на его груди комсомольский значок.

Это--сельсоветчики из нескольких кишлаков. Остерегаясь басмачей, они соединились в отряд, чтобы вместе проскочить на заставу. Издали узнав Закирбая, они решили, что мы басмачи, но нас было меньше, и они рискнули подъехать к краю террасы. Тут они разглядели Юдина, меня и Зауэрмана и вот ради нас решились подъехать вплотную.

Один за другим ,все приветливо жали нам руки, расспрашивали нас и радовались, что мы живы. С Закирбаем и нашими спутниками--это бросилось мне в глаза -- разговаривали холодно, отрывисто, враждебно.

Мы совещались. На заставу сегодня они не едут: боятся.

– - Поедем в Ак-Босогу ночевать, -- сказали они и звали нас с собою. Юдин предложил им ехать с нами в зимовку. Они отказались. Один из них отвел меня в сторону и, коверкая русский язык, зашептал мне:

– - Закирбай собака! Все, который с тобой пришел,-- басмач, джуда, плохой басмач. С ним начивал будишь--твой голова его резал будит. Подем мист Ак-Босога спать. Басмач прихадыл--мой стрылят будит,--и он приоткрыл халат, надетый поверх пиджака: из кармаиа торчал маленький браунинг.

– - А всего у вас оружия много?
– - спросил я.

– - Иок. Совсем кичик,--мало. Мало-мало. Рыволва адын, три русски мултук.

Ехать с ними в Ак-Босогу казалось мне естественным. Переночуем с ними--с ними спокойней, а завтра на рассвете вместе двинемся на заставу. Может быть, к утру и отряд подоспеет.

– - Ну, садитесь!.. Едем!--кричит мне уже с лошади Юдин.

– - В Ак-Босогу?

– - Нет... в зимовку.

– - Почему в зимовку? Все, что ли, туда решили?

– - Нет, только мы... Они--в Ак-Босогу... Ну, едем же... скоро стемнеет.

Я не понимаю Юдина. Я не согласен с ним. Глупо разделяться и не воспользоваться таким случаем! Вскакиваю на свою неоседланную лошадь, хочу объясниться с Юдиным, но он уже скачет с Закирбаем я прочими.

Сельсоветчики топчутся на лошадях.

Зауэрман подъезжает ко мне и взволнованно говорит:

– - Я не поеду в зимовку. Ехать туда--безумие. Я с этими в Ак-Босогу.

Надо решать мгновенно. Я злюсь на Юдина, однако не без причин же он делает такой выбор. А!.. Поеду. Не разлучаться же с ним напоследок! Будь что будет, но вместе... Протягиваю руку Зауэрману.