Шрифт:
Еще один вздох сорвался с ее губ, она положила письмо обратно на стол и слегка улыбнулась. Потом вышла из кабинета, прикрыла за собой дверь и вернулась на веранду, где занималась собственными исследованиями.
Рядом с кушеткой лежала стопка книг, и, прежде чем откинуться на подушки, Бетани взяла верхнюю. Однако ей не удавалось сосредоточиться на словах, которые казались такими интересными до того, как она пошла в кабинет к отцу. Путешествие в Перу? Поиски в непроходимых джунглях и в горах? Она опасалась, что отец физически не подготовлен к этому. Ему было почти шестьдесят, и он обычно не выполнял самостоятельно поисковую работу. И дело вовсе не в том, что ему не хотелось выезжать на раскопки; напротив, на протяжении многих лет он пытался добиться у руководителей университета разрешения на это. На месте его удерживала непредсказуемость его здоровья, и Бетани опасалась, что теперешняя решимость будет дорого ему стоить.
— Глупый старый баран, — с чувством пробормотала она.
Выражение фиалковых глаз смягчилось, она откинула со лба непокорную прядь каштановых волос. Иногда ей казалось, что она не дочь Горацио Т. Брэсфилда, а его сиделка. После того как десять лет назад умерла его жена, профессор Брэсфилд вполне мог забыть за работой и о еде, и о времени. И если бы она не ставила перед отцом подносы с калорийной пищей и не заставляла его отдыхать время от времени, он бы уже давно умер голодной смертью. Бетани была единственным человеком, который мог заставить его прерваться и сделать передышку. Зная это, она решила, что если уж отец так хочет исполнить свою мечту и отправиться на поиски потерянного города инков, ей придется ехать с ним.
Бетани расправила ткань на коленях, захлопнула книгу, оглядела веранду и спускающиеся к морю склоны. Дом их, небольшой, но вполне устраивавший профессора, которого больше интересовали занятия, чем роскошь и удобства, примостился на одном из пригорков калифорнийского побережья. Легкий бриз развевал волосы Бетани, приподнимал кружевной воротник ее блузки. Уже наступила осень, ветерок был прохладным.
Продлевая удовольствие, Бетани старалась отрешиться от всех забот и тревог прошлого, настоящего и будущего; она просто наслаждалась моментом. Яркое солнце заставляло ее жмуриться, она глубоко вдыхала густой аромат покрывающих склоны цветов, чувствовала нежное прикосновение ветра к обнаженным рукам и лицу. Она успела отметить ощущение неги, которое охватило ее, но неожиданно глаза ее распахнулись и она резко выпрямилась.
В подобном времяпрепровождении нет никакого смысла. Это уже было. Но разве в итоге Стефен не показал ей наглядно, насколько вероломными могут быть мужчины, насколько непостоянными и лживыми? Теперь Стефен ушел, правда, он никогда не был для нее всем. Она не была создана для любви. В ее жизни был отец, которому она помогала, и история, в которую она погружалась вместе с ним.
Она помнила слова одного университетского профессора, называвшего ее «выдающимся талантом с кистью и мелком». Но что значил ее талант по сравнению со следом, который мог оставить в истории ее отец? Но он всегда говорил, что у него никогда не было помощника, который бы умел так бережно обращаться с древними рукописями. Только она могла очистить покрытый вековым слоем грязи глиняный горшок, абсолютно не повредив его.
Вздохнув, Бетани сделала над собой усилие, чтобы не думать о том, как отчаянно хотелось ей когда-то стать художницей. Со временем это, разумеется, прошло. Сейчас она была удовлетворена положением ассистента у своего отца. Она делала за него дела, которые он не успевал делать, будучи погруженным в кропотливую исследовательскую работу. Все его коллеги в один голос отзывались о Бетани как об исключительно способном работнике, говорили, как повезло с ней Брэсфилду.
Тонкие брови Бетани слегка нахмурились, губы решительно сузились. С чего это она разлеглась тут, когда столько еще не сделано? Нужно о многом позаботиться: пароход в Перу, запасы провианта для экспедиции, носильщики, проводник. Как там его звали? Тейлор. Да, именно так, Трейс Тейлор. В его интересах оправдать ожидания, подумала Бетани и резко поднялась с шезлонга, чтобы начать приготовления к незабываемым приключениям.
Глава 2
Лима, Перу — октябрь 1889
— Вставай! — В дверь отчаянно колотили. Массивная дубовая дверь заглушала крики. — Вставай! Мне надо поговорить с тобой.
Внутри, в заваленном всевозможным барахлом кабинете, приспособленном одновременно под жилье, на узкой кровати лежали обнаженные мужчина и женщина. Мужчина узнал голос, раздававшийся за дверью, но лишь засунул голову под подушку, тихо выругавшись. Казалось, все колокола в городе одновременно звонили. С каждым новым ударом в дверь он отпускал новое ругательство, причем всякий раз последующее было крепче предыдущего. Звук вибрировал внутри черепа, резонируя и нарастая подобно грому. Как раз когда начало казаться, что конца этому не предвидится, все стихло и наступила блаженная тишина. Мужчина закрыл покрасневшие, ввалившиеся глаза и криво улыбнулся.
Наслаждаться пришлось недолго. На смену грому пришло землетрясение; его трясли за плечо. Резко сев, он лицом к лицу столкнулся с тем, кто так досаждал ему; вынув руку из-под матраса, он направил на него смертельное оружие, пистолет сорок пятого калибра; на опухшей физиономии играла хмельная ухмылка.
Джил Форчун шагнул назад, от резкого движения прядь густых волос упала ему на глаза. Кровь отхлынула от лица, оно приобрело пепельный оттенок.
— Итак, Тейлор, ты не просто спился. Совсем одичал? — Он изо всех сил старался, чтобы голос не дрожал. Взгляд его упал на женщину, которая в ужасе поднялась, издав сдавленный крик.
Затуманенный взгляд Трейса Тейлора какое-то время был устремлен на собеседника. Потом пистолет опустился.
— Я всегда был диким. Ты просто не замечал, — процедил он сквозь зубы.
— Да, черт меня побери, не замечал. Если говорить о черте, ты выглядишь в точности как он.
— Какое это имеет значение?
— Для большинства людей — никакого. Для меня или твоих потенциальных клиентов — колоссальное.
Трейс растянулся рядом с женщиной, накрывшись простыней, потом спрятал обратно под матрас свой револьвер сорок пятого калибра и закрыл глаза.