Днем шестнадцатого все задействованные самолеты, завывая моторами, поднялись в воздух с прибрежных аэродромов. Операция развивалась в четком соответствии с намеченным планом – немецкие истребители не сумели прорваться к хорошо прикрытым ударным машинам, и в 16:52 пикировщики нанесли удар по крейсеру.

Несмотря на плотный зенитный огонь, первое же звено «петляковых» поразило крейсер двумя 250-килограммовыми фугасными бомбами [38] . Через минуту на него набросилась основная ударная группа – Пе-2 Барского [39] и Су-6 Ракова, вооруженные бронебойными бомбами. Ревя моторами, они пикировали на огрызающийся огнем силуэт с разных сторон и разных высот. Вскоре корабль уже окутался черным дымом от многочисленных пожаров. Более десятка бомб попали в крейсер, чего оказалось вполне достаточно.

Подошедшие через шесть минут топмачтовики, увидев валящийся на левый борт пылающий корабль, разделились и, нанеся завершающий удар по крейсеру, под занавес добавили еще пару бомб по стоящему неподалеку транспорту. Через десять минут вой моторов над гаванью стих – советские самолеты ушли на свою базу, оставив позади гигантский неподвижный столб черного дыма.

На прибрежных аэродромах, куда вернулись самолеты, участвовавшие в налете, царило ликование. Никогда еще за три года войны на морских театрах не проводилась воздушная операция таких масштабов. Еще бы, полный успех – фашистский крейсер потоплен балтийскими летчиками!

Однако в штабе ВВС Балтийского флота к оценке операции подошли более спокойно и более критично: результат был достигнут немалый, отрицать этого никто не собирался, но многочисленные замечания по подготовке и проведению операции следовало тщательно переработать и принять к сведению. В первую очередь это касалось командира авиагруппы «Чапаева» – таких ресурсов и такого времени на подготовку в море у него не будет. Но в общем прикончили крейсер, и слава богу. Хотя, по правде говоря, немцам, чтобы потопить «Червону Украiну» [40] , понадобилось гораздо меньше самолетов…

Покрышев, вернувшийся с операции в Крым, был подробно выспрошен и, измученный многочасовым перелетом, заснул на середине фразы. На следующий день ему пришлось заново отвечать на вопросы остававшихся на «Утесе» летчиков и техников.

– Плохо, – сказал он, описывая обстановку в целом. – Вчетверо больше времени и сил потратили, чем положено по нормативу. Да, прижали падлу к ногтю. Но это пара эскадрилий могла бы за неделю сделать, если постараться. Хотя, конечно, – полковник сделал паузу, чтобы слова прозвучали весомее, – все-таки здесь была школа. Не знаю, что у нас там будет впереди, но с одним таким Раков с ребятами да с нашей помощью справится. – Он провел рукой по горлу. – Неделя нам здесь осталась, мужики, и берем ноги в руки. Будем с человеческой палубы летать, как остальные. Не скучали тут без меня?

– Ага, заскучаешь тут! – Гриб, остававшийся за старшего на ополовиненной группе, прихлопнул себя по заду, сделав ногой брыкающее движение. – Уже геморрой отсидели себе в кабинах, мотаемся до Турции и обратно, пока вы там тактические замыслы из извилин выжимаете.

– Хорошо хоть Федоровского с собой забрал, сокола нашего.

– Ага, а то уже жена обижается: я ее спросонья «барракудой» назвал.

Все заржали: по ударной мощи жена Морозова примерно соответствовала британскому пикировщику.

– Ладно еще не «чертовой кисой» [41] !

– Да, это мне повезло…

Слова капитана вызвали новую вспышку веселья.

Остатки группы – четвертая, пятая и шестая эскадрильи, то есть разведчики, покрышевские истребители эскорта и султановские перехватчики с желтыми коками винтов, – доводили себя до полной и окончательной готовности. То, что они задержались в Крыму, на «Утесе», в то время как остальные уже действовали с «Чапаева», а то и ходили на боевую операцию, было вызвано не недостатком летного мастерства – эскадрильи имели более или менее однородный состав, – а скорее тем, что так сложилось учебное расписание.

За неделю двадцать четыре летчика должны были добрать до нужной цифры свои сотни взлетов и посадок с короткого, перетянутого поперечными нитями посадочных тросов скалистого языка взлетно-посадочной площадки, после чего отправиться прямым ходом в Кронштадт под лидерством толстобокого «бостона».

Американцы, как им рассказывали, имели два учебных авианосца, занятых исключительно тренировкой пилотов палубной авиации. Ходя по Великим озерам со знакомыми по Фенимору Куперу названиями, они были, вероятно, наиболее приближенными к реальности тренажерами. Но иметь такой корабль на Черном море стало бы верхом недоступной роскоши. Тем не менее отобранные были далеко не рядовыми пилотами, и тысячи летных часов, приходящихся на каждого включенного в авиагруппу аса, сыграли свою роль – ни одного ЧП на отработке палубных эволюций на «Утесе» не произошло.

День сменялся другим днем, под крыльями проносящихся вдоль изгибов береговой черты «яков» мелькали знакомые только по открыткам и почтовым маркам пейзажи Крыма, недоступные так же, как и раньше. Из отданных преимущественно флоту и ВВС санаториев, утопающих в зелени кипарисов и магнолий, за синими машинами, приподняв головы, следили летчики, катерники и подводники – элита страны, тщательно выхаживаемая после ранений и дальних походов, для того чтобы через положенные недели снова отправиться по частям и кораблям.