Но почти на месяц раньше командир роты дал указание: что начинаем готовиться к строевому смотру, кульминацией которого будет являться прохождение всей ротой с песней и строевым шагом колонной по шесть человек перед трибунами. Для этого необходимо найти несколько хороших строевых песен, выучить их и натренироваться пению со строевым шагом. Также выявить в роте более-менее певучих солдат, чтобы они могли тянуть всех, вытягивая на нужную ноту. Вначале, как он советовал, лучше всего пробовать петь всей ротой вне строя, а потом постепенно привыкать к пению уже в строю. Всё это выходило от командира роты не как приказ, а как наставление более опытного товарища. Мы только потом поняли, как он был прав, когда первый раз запели всей ротой. Вышло как всегда, как обычно: на одной ноте и не в такт. Более чем половины роты не умели слушать соседа и пели песню как молитву читали, одной нотой. Вот тут-то и пригодились мои врождённые по-деревенски голосовые связки и пение вечерами в деревенском клубе разных песен, особенно армейских, под наигрыши баяна или гармошки. Мы со старшиной роты Зиминым выбрали более певучих бойцов – около тридцати человек, раздали текст уже выбранной песни, посадили в красном уголке и начали разучивать песню. Вскоре многие солдаты и офицеры начали оглядываться в сторону нашей казармы, откуда довольно гармонично лилась любимая многими казацкая песня «Казаки в Берлине»:

Выбор песни не был случаен. Командир нашей роты, капитан Поздняков, сам был из казаков, да и пел он казацкие песни довольно здорово, как недавно выяснилось. Наш план, составленный по его совету, удался, и мы очень хорошо подготовились к строевому смотру.

Помимо строевых занятий, по ходу осенней проверки, прошёл наш незабываемый марш-бросок на шесть километров, где опять отличилась наша рота, заняв первое место, а следом были стрельбы из именного оружия – автомата АКМ.

С раннего утра наша рота выдвинулась на стрельбище. Этот охраняемый по периметру полигон представлял собой обширное поле, огороженное естественной защитной оградой – густым лесом. Здесь были и командные пункты, и автоматически поднимающиеся мишени для стрельбы из автомата или пулемёта и даже из танковых орудий, и пункты питания и врачебной помощи.

Рота выстроилась для проведения стрельб.

– Первое отделение, на огневой рубеж шагом марш! – чётко скомандовал капитан Поздняков. – Первая тройка: рядовые Быков, Палховский, Егоров – занять огневые позиции!

И, когда бойцы заняли свои места, продолжил как по уставу:

– К бою!

Солдаты передёрнули затворы автоматов, засылая патроны в стволы, и, как только прозвучала команда «Одиночными огонь!», начали падать мишени. Ребята стреляли хорошо, только Палховский, как всегда, учудил. Он был настолько маленький и худенький, что при стрельбе отдача от автомата поднимала его от земли, прогнув до пояса. Это не прошло незамеченным.

После стрельбы каждый поочередно доложил, что стрельбу закончил.

– Первая тройка, занять строй! Рядовой Палховский, ко мне! – прозвучала команда капитана.

– Рядовой Палховский по вашему приказанию прибыл, – доложил подошедший солдат.

– Палховский, сколько ты весишь?

– Сорок восемь килограмм, товарищ капитан.

– Как ты попал в армию с таким весом?

– Случайно, товарищ капитан, передо мной весы сломались.

Тут рота не выдержала и громогласно захохотала. Смеялись все, даже представители комиссии, просто до слёз.

– Но ведь ты отстрелялся хорошо, все мишени положил, – недоумевал капитан.

– Одиночными я попадаю, а когда очередями, то идут веером.

Тут уже попадали все. Смеялись до икоты, больше всего, наверное, от его голоса, очень похожего на детский. Долго рота не могла успокоиться. То тут, то там слышался веселый смех. Наконец все успокоились и на серьёзной ноте, успешно закончив стрельбу, всей ротой мы вернулись в часть.

Отдыхать долго не пришлось. Уже на следующий день во всех ротах начались строевые смотры. Поверку проходили по отделениям, и я, конечно, как и все командиры отделений, переживал за своё отделение. В бойцах я был уверен. За год научил их выполнять строевые приёмы, доведя это до автоматизма, и моё отделение по результатам предыдущих проверок неизменно являлось лучшим в роте. За это и за многое другое, за то, наверное, что служил в ВС с удовольствием, меня даже наградили. Как чаще всего бывает в мирное время, наградой послужило «письмо на Родину». И вот это письмо, всего-то один листок казённой бумаги, настолько взволновало бывшего фронтовика – моего отца, что долго потом в деревне вспоминали, как он показывал многим и прочитывал вновь и вновь с гордостью это письмо, подписанное командованием ГСВГ, где большими буквами было написано: «Благодарим Вас за вашего сына, который своей доблестной службой в рядах ВС СССР получил звание отличника боевой и политической подготовки и является примером для других солдат ГСВГ, проходящих службу в данное время».

Мама рассказывала, что отец даже плакал от радости. Вот такое воспитание духа, любви к Родине, граничащее с самопожертвованием, если нужно, было в наших людях – людях СССР. Этому даже не учат, оно само приходит, приходит с рождением, как новому поколению от древних славян-русичей, от полков Петра Первого, от победных корабельных рейдов адмирала Ушакова, от армии Кутузова, от побед маршала Жукова, от тех овеянных славой битв России против подонков мира.

Заканчивался строевой смотр нашей роты. На плацу осталось только моё отделение. Мы уже знали, что остальные отделения сдали проверку на «хорошо» и «отлично», и, чтобы не портить общую картину, необходимо было сильно постараться. Проверяющий, среднего роста крепко сбитый майор из комиссии, не жалея нас, давал всё новые и новые команды: «В одну шеренгу становись! Разойдись, в колонну по два становись! Равняйсь! Смирно! Правое плечо вперёд шагом марш! Прямо! Отделение, смирно! Равнение налево!» – и так далее.

Может быть, оттого, что я занимался спортом, где многие движения должны быть выверенными, строевые упражнения давались мне легко и я любил их выполнять. Всё это, как можно глубже, до понимания красоты движений, я передал своему отделению и сейчас, вместе со всеми, с удовольствием выполнял все команды майора. Наконец-то глаза майора просветлели, ему явно понравилось, как мы выполнили его команды:

– Товарищи солдаты, я доволен. Скажу больше: я очень доволен. Остался последний штрих: строевой шаг с песней. Младший сержант Волков, командуйте.