Я вошёл в палату, где лежала Ли, где за всеми показателями её организма, которые ухудшались все предыдущие дни и внушали большое опасение, следило множество мониторов. Я вошёл в палату и… я не увидел Ли. Всё было так, как было, когда я уходил около трёх часов назад, кроме одного: Ли на кровати не было. Вчера она, слишком маленькая для этой кровати, спала очень тихо, было даже не видно, дышит ли она. А сейчас кровать была пуста. Мониторы молчали, дежурно мигая, а на кровати никого не было, одеяло было откинуто, окно распахнуто. Впрочем, оно было распахнуто и, когда я уходил, потому что было довольно жарко, несмотря на начало лета.

В беспокойстве я выбежал к коридор.

– Где Ли? – весь трясясь, спросил я у дежурной медсестры.

Она вздрогнула, избавляясь от своего полусонного состояния, и выпрямилась, глядя на меня.

– Как?.. Ну… спит.

– Вы перевели её? Ей стало хуже? Почему не вызвали меня?

– Перевели? – ещё больше удивляясь, проговорила сестра.

– Ли нет в палате! Где она?! – мне захотелось схватить и встряхнуть её, но я не сделал этого только потому, что мне всегда было неприятно касаться людей.

– Как это?.. Как нет?! – бледнея, проговорила девушка и поднялась.

Мы поспешили к палате вместе, дверь была распахнута, и в палате всё было то же: тихо пикающие мониторы и пустая постель. Тогда сестра, выбежала из палаты со словами:

– Я… сейчас… я всё узнаю… Доктор, вы только… я сейчас…

Она убежала, тихо шлёпая мягкими подошвами специальных туфель по полу, а я остался один в пустой палате. Я сделал несколько шагов к окну, подумав, и холодея от этой мысли, что, если Ли почему-то выпала из окна…

Но не успел я сделать и пары шагов, как Ли будто вошла в палату, оказавшись на подоконнике, осторожно, будто кто-то невидимый поддерживал её, соскочила на пол и тут увидела меня.

– Дядя Афанасий… ты… а мы тут… – она обернулась на окно, как-будто там кто-то был. – Вот, посмотри…

– Куда? – почти в ужасе спросил я, мне стало страшно, что она помешалась от лихорадки. Правда, я не подумал, что это не отменяет того, что она всё же только что появилась из ниоткуда, я намного позже вспомнил об этом.

– Ты не видишь? Вот же они, Фос и Нокс… – растеряно обернулась Ли.

– Кто?! – изумился я.

– Как это… – обескураженно проговорила Ли. – Ты же такой умный и не видишь?.. Ну вот, они смеются…

– У тебя жар, Ли, – я шагнул к ней.

Она засмеялась.

– Ну вот же, ты повторяешь то, что они говорят… почему ты говоришь, что не видишь…

Я рассердился, это скорее происходило от страха, что ей совсем худо, чем потому что я был способен поверить в то, что она говорит.

– Сейчас же ложись, Ли, у тебя жар! – строго сказал я.

А Ли снова обернулась, словно провожая взглядом кого-то невидимого мне. Надо будет заняться её психическим здоровьем, подумал я. Хотя эти имена… странно, что ребёнок её возраста выдумал их…

Когда Ли проходила мимо меня, я почувствовал аромат сирени и, кажется, жасмина или шиповника, я не разобрал, но это был какой-то чудесный свежий садовый аромат, притом, что за окнами был обычный сосновый лес, никаких цветущих деревьев. Странно. Как и то, что она сказала мне, назвав имена на языке, которого не только не могла знать, но и не слышала никогда. Я смотрел, как малышка улеглась в кровать, поправил одеяло, ещё раз ощутив сладковатый и свежий аромат цветов, и это не могли быть ни духи, потому что девочка, которой в эту ночь исполнилось семь лет, ещё никогда не пользовалась ими, и потому что аромат был настоящий, очень лёгкий, едва уловимый, не синтезированный, как делают производители духов. В наше время существуют разные духи, абсолютно синтетические и абсолютно натуральные, сделанные по рецептам допотопных мастеров. Аромат, источаемый Ли, не был ни тем ни другим, он был настоящим ароматом цветов, откуда он мог взяться, так и осталось загадкой.

Но намного удивительнее оказалось то, что никаких признаков болезни у Ли не обнаружилось и это притом, что накануне я почти впал в отчаяние. И теперь моё творение, которое я едва не загубил своими руками, милая Ли выздоравливала.

Уже через пару дней она чувствовала себя настолько хорошо, что я позволил ей поехать домой. За ней приехал мобиль с водителем и молодой раб, которому очень обрадовалась Ли.

– Серафим! – она соскочила бы побежать, но я остановил её, подхватив на руки, пока не стоило спешить с бегом, я всё же опасался малейшей травмы.

И поэтому, когда подошёл тот самый слуга, я просто передал её ему в руки. Он с улыбкой принял от меня девочку.

– Будьте осторожны с ней. Так, словно она из тончайшего фарфора, – сказала я русоволосому юноше.

Он кивнул:

– Я буду держать так, словно она из самого тонкого костяного фарфора, секрет, которого всё ещё сохраняют на Востоке, – счастливо улыбаясь, ответил Серафим, я запомнил его имя сразу именно потому что он странно говорил и себя вёл, ему было приятно держать Ли на руках, это тоже было странно, обычно рабы намного более сдержанные и холодные, именно этого хотят от них хозяева, чтобы они были роботами, но при этом людьми с теплыми руками, живыми сердцами. И именно это, как мне кажется, приведёт, в конце концов, к взрыву. Нельзя сделать большую часть человечества похожими на механизмы навсегда, когда-нибудь люди захотят выпрямить спины и встать вровень с теми, кому униженно прислуживали, не смея смотреть в глаза. Вот как этот юноша, он смотрел мне в лицо, и даже позволил себе улыбнуться, совсем уж неслыханное. Добро бы он знал, что и я раб, как и он, но это была тайна для всех, кроме меня и Агнессы.