–  Госпожа Роммель, могу сказать вам только одно - я не встану из-за этого стола, пока мы окончательно не решим вопрос со снабжением.

Не лезущая за словом в карман супруга немецкого посла в Италии фон Макензена демонстративно сухо, с легкой иронией и под общий смех присутствующих произнесла:

–  Дорогая фрау Роммель, тогда я дам вам хороший совет: переезжайте на постоянное жительство в Рим!

Роммель вернулся в Африку измотанным и опустошенным. Теперь он точно знал, какой бесславный конец ждет его армию. Впервые он оказался на грани полного физического истощения - терял сознание и падал в глубокие обмороки (один раз потерял сознание и упал прямо перед штабным автобусом - несколько часов врачи не могли привести его в чувство). Безрезультатная борьба за спасение своей армии в Ставке ускорила его физический и эмоциональный срыв.

Возникает вопрос: почему Роммель не сделал однозначного вывода в этой ситуации? В тот момент он считал, что обстановка в Ливии и ожидаемый десант американцев в Тунисе не позволяют ему предпринимать шаги, которые могут оказать непредсказуемое воздействие на ход всей войны и изменить стратегический баланс сил в Европе.

В кругу близких друзей он часто высказывал мнение, что Германия уже миновала свой победный пик и сейчас стремительно катится в бездну поражения. Он продолжал усердно тянуть свою лямку, зная, что никто из военачальников вермахта не имеет достаточного опыта и не сможет заменить его в африканской пустыне. В конце концов, одно его имя внушало врагу не только уважение, но и страх. Когда армия "Африка" начала отступать и отправилась в свой скорбный путь длиной в 3000 километров, противник боялся атаковать хитрого как лис полководца, а это давало возможность получить небольшую передышку его измученным и потрепанным войскам - передышку, которую Монтгомери вряд ли представил бы менее опасному полководцу. Он честно исполнял свой солдатский долг и все больше становился полководцем, а не стратегом - в горниле сражений африканской пустыни лихой дивизионный командир и удачливый генерал танковых войск давно уже превратился в заботливого отца своих солдат.

В Африке Роммель узнал важнейшую аксиому современной войны: мужество, героизм и самопожертвование, конечно, продолжают играть большую роль, но сражение выигрывает тот, у кого лучшее обеспечение, снабжение и координирование действий. Верность присяге заставляла его зубами вгрызаться в землю там, где другой бы благоразумно отступил. Но это ни в коем случае не было армейской привычкой к бездумному выполнению приказов - во главу угла Эрвин Роммель всегда ставил жизнь и здоровье вверенных ему солдат. Если что-то еще можно было спасти в Африке, то это мог сделать только Роммель.

Он никогда не был генералом от политики. Роммель был солдатом, и как все немецкие офицеры прошел суровую школу повиновения и дисциплины - вначале в Германской империи, потом в Веймарской республике и, наконец, в "Третьем рейхе". Он трижды присягал в верности Верховному главнокомандующему вооруженных сил и прекрасно отдавал себе отчет в том, что армия любой страны мира строится на безоговорочном выполнении приказов, даже если они не вполне соответствуют твоим внутренним убеждениям.

Жизнь, прожитая в армии, не позволяла Роммелю в корне изменить свои привычки и заняться политикой - к этому он был еще не готов. В конце концов, он был не из породы бунтарей, поддающихся минутному порыву и в мгновение ока открещивающихся от всего, что было путеводной звездой в этой жизни. Роммелю требовалось время, чтобы, изменяя себя, изменить окружающий мир. Маршал остался на капитанском мостике получившего пробоину и идущего ко дну корабля, он вернулся в Африку, которая подарила ему великие победы и принесла горькие разочарования.

Глава 8.

"Сталинград" в пустыне

Тунисская авантюра

Высадка союзнического десанта на северо-западе Африки стала началом целого ряда операций, предусматривающих возвращение захваченной вермахтом Европы. Операция вторжения в Африку началась одновременно с атакой Монтгомери позиций Роммеля под Эль-Аламейном и была составной частью стратегического плана союзников - великолепным образчиком взаимодействия крупных войсковых соединений. Верховное главнокомандование было не готово к вражеской вылазке и оказалось захваченным врасплох, хотя правительство Виши неоднократно предупреждало немцев о готовящейся операции. Кабинету Петена стало известно о совершенно секретных планах союзников, и он тщетно пытался добиться разрешения на усиление французской группировки в Северной Африке для защиты французских колониальных владений. Из Виши даже пришло предложение включить французские соединения в состав германских экспедиционных войск в Африке для организации совместного отпора "захватчикам". Из надежных источников французы узнали о предполагаемой дате вторжения и утверждали, что оно произойдет не позже 20 ноября. Но ни Гитлер, ни ОКБ не проявили ни малейшей заинтересованности в военно-стратегическом партнерстве с правительством Виши. В Берлине потешались над "чрезмерной подозрительностью" и считали "болтовню о десанте" плодом досужего вымысла впечатлительных французов. Дилетантское отношение к доброкачественной разведывательной информации и поверхностный анализ геополитической ситуации привели к тому, что немецкая сторона не предприняла никаких контрмер, направленных на предотвращение реально существовавшей угрозы. Когда штаб германского ВМФ отправил Йодлю шифровку с сообщением об идущем через Гибралтар курсом на восток крупном конвое союзников, оперативный отдел ОКБ хладнокровно ответил:

–  Мы считаем, что речь идет о попытке деблокировать испытывающий серьезные затруднения со снабжением гарнизон Мальты. Не может быть и речи о высадке десанта в Северной Африке - для этого у американцев и англичан не достаточно ни сил, ни опыта!

Это была роковая недооценка противника, и уже 8 ноября последовала молниеносная высадка десанта в разных точках североафриканского побережья. Как свидетельствуют документы, союзники проводили операцию быстро, слаженно и не боясь риска. Так, в официальном докладе американский генерал Маршалл доводил до сведения своего генштаба, что "главная сложность заключалась в том, чтобы переправить всю боевую авиацию, имея в своем распоряжении одну-единственную взлетно-посадочную площадку на весь Гибралтар, причем ровно через час она пришла в полную непригодность для дальнейшего использования...". Следует добавить, что в то время германские люфтваффе были уже не в состоянии преодолевать большие расстояния и наносить удары при сильном противодействии вражеских ВВС.

Первые запоздалые шаги немецкое командование предприняло только 11 ноября. В Риме собрали всех "африканских отпускников", кого удалось разыскать; составили сводный отряд из тридцати человек и под командованием офицера отправили в Бизерту на транспортном "Юнкерсе". Таким способом за первые три дня в Тунис под начало полковника Ледерера переправили 600 солдат и офицеров. Предохранительный отряд получил боевую задачу обеспечить прикрытие с запада: захватить прилегающую территорию, выслать вперед разведывательные взводы и расширить плацдарм для прибывающих из Италии и подтягивающихся с востока немецких частей.

15 ноября, ровно через неделю после высадки союзнического десанта, генерал Неринг вступил в должность командующего немецкими вооруженными силами в Тунисе. Генерал-фельдмаршал Кессельринг, назначавший Неринга на этот пост, как всегда лучился оптимизмом и во всеуслышание заявлял:

–  Я надеюсь, что уже очень скоро положение стабилизируется, и дело пойдет на лад. Роммель занимается сейчас обустройством оборонительного фронта в Ливии. В Тунисе мы построим мощное предмостное укрепление, потом по мере возможности продвинемся до Орана и сбросим противника в море...