Двадцать восьмого марта зажглась

сверхновая в галактике эм восемь один и стала

самой яркой сверхновой

наблюдаемой в этом веке

и я ее уже видел

трогал шапкой

сижкой

паром из своего рта

и даже ногой когда падал на льду вверх тормашкой

а еще в этот день родилась Леди Гага

и она точно играла в одном из тех глупых тиктоков

которые я тебе скидывал

Я не знаю как долго горят сверхновые звезды

они наверное вспыхивают и потом устают

становятся карликами

трясутся от злости

и растворяются в космосе

и я хотел бы их трогать всем телом

а не только ногой

падая и ударяясь

башкой

но жизнь долгая

волны быстрые

и Гага все еще светит и на нее снимают тиктоки

и так-то и хуй с ними со звездами

важнее ноги.

Матвей замолчал. Я улыбнулся.

— Ну, типа, помнишь, я сказал тебе, что у тебя мощные ноги, — сказал он.

— Что я бегаю на них от проблем или че-то такое.

— Не. Ты не понял. Ты когда стоишь… Ты стоишь, я прям хочу укусить тебя за ногу. Потому что она такая, ну, крепкая.

— Мэт, прости, я не понял нихрена.

— Пидор. Это важно для меня было.

Он толкнул меня по ноге.

— Давай, пидор, чисти кроссовки и спать.

— Они нормальные, — я ответил.

— Они засранные.

— Бля, началось.

Я почистил кроссовки, сложил по контейнерам обеды, вышел курить. Мэт допивал пиво, играл в комп и матерился. Мы потрахались, Мэт убрал ноут с матраса на пол и мы легли спать. Я лежал и смотрел, как свет фар проезжающих машин проходит через американский флаг и белая стена становится тускло-разноцветной. Думал о «потом» и «успеем». Я положил руку на твердую, неравномерно волосатую грудь Матвея, в которой сильно бьется сердце и делает так, что лежать жарко.

— Волнуешься? — спросил я.

— Не.

— Ты ковбой.

— Е-е-е. И жопка. И галюн ебаный. И кем я только ни был. По твоим словам.

— Короче. Если что…

— Никаких если. Я все решил.

— Мы, короче, давай ща увидим, как поступим, и будем свободными московскими пидорами.

— И будем сосаться у входа вышки.

— И увидим мир. И никакого Кошелева и Тольятти.

Матвей потрогал мой мизинец своим.

— Знаешь, че?

— Че?

— В моем рассказе. Что Бивис в итоге помер. Как-то хуево. Надо переписать.

— Нормально.

— Нет. Надо переписать. Хотя бы для себя. Пусть лучше он такой пошел за водкой в «Пятерочку», а там типа принц Гарри пиво по акции выбирает. И он такой: Бивис, ебать, я ждал тебя всю жизнь. Поехали ко мне в Лондон. Пивка нормального дернем, поженимся там, я тебя с бабушкой познакомлю. Вот это прям хороший конец, а то жалко парня.

— Хорошо.

— Хорошо.

Он помолчал.

— Скучаю по тебе, — сказал он.

— Я же тут.

— Да. Я вижу тебя чаще, чем свой хуй.

На следующий день я ушел на работу, пока Матвей еще спал. И весь день, пока я крутил хот-доги, таскал канистры воды и мыл грилль, я думал только о результатах. Меня спрашивали: чего ты не разговариваешь? А я не мог разговаривать.

Я часто отпрашивался в туалет и обновлял там страницу образовательной программы, почту и группу «Вконтакте».

И в середине дня мне позвонили.

Женский голос говорил:

— Андрей?

— Кто вы? — я никогда не отвечаю в таких случаях «да», потому что это могут быть коллекторы.

— Андрей, я профессор гуманитарного факультета Высшей школы экономики. Поздравляю вас. Вы прошли на бюджетную форму обучения на программу «художественная проза».

Мне хотелось орать, но я представил, что заглотил хуй:

— Понял.

— Андрей, вы точно будете учиться?

— Я точно буду учиться!

— Хорошо.

— Ага.

— Ждем вас, Андрей.

Мне очень хотелось позвонить Матвею, но я побоялся. Через час я не выдержал и набрал ему, но он не взял трубку.

Вечером, после работы я взял нам три полторашки разливного пива и так торопился, что забыл снять фартук.

И я снова позвонил Матвею и он снова не взял.

Я пришел домой. Включил свет. Матвея не было. Я позвонил ему еще раз. Абонент временно недоступен.

Я стал снимать кроссовки, но его кроссовок не было. Значит, куда-то ушел.

Я зашел в комнату, поставил полторашки около матраса. Я хотел по привычке сдвинуть с прохода ноут Матвея, который всегда лежит у матраса, но его тоже не было. Мой ноутбук есть, а его — нет.

Я стал ходить по квартире. Не было летних кроссовок.

Не было зимних кроссовок.