Аня, задумавшись, смотрит в темное окно – там качается ветка старой яблони, вокруг фонаря медленно кружится снег, и Ане кажется, что под окном ходит Снегурочка. Та самая, с картины Васнецова, которую она однажды видела в Третьяковской галерее, куда ездила с классом на экскурсию. Скоро Новый год и каникулы, и Аня будет наряжать свою комнату. Она протянет в комнате веревку и развесит на ней серебряный дождик и бумажные фонарики, которые вырежет из цветной бумаги. И наклеит на окно бумажные снежинки, а между рамами засунет вату и положит на нее елочные игрушки – будет красиво. А на подоконник поставит елочку, у нее есть маленькая, пластмассовая, которую ей подарила бабушка, когда Аня еще ходила в детский сад. И игрушки к ней – целая коробка крошечных овощей и фруктов, тоже пластмассовых. Там есть и лимоны размером с наперсток, и груши, и яблоки, а еще морковь и помидоры с огурцами. Аня очень любит эти игрушки. Рядом с елкой она поставит Деда Мороза из ваты, а Снегурочкой нарядит свою куклу Галю, надо будет ей вырезать из картона корону и обклеить ее фольгой от шоколадных конфет. Аня конфетные обертки не выбрасывает, а складывает в коробку от мармелада. А еще ей очень хочется костюм, как у той самой Снегурочки – расшитую парчовую шубу и шапочку с пушистым белым мехом. Она бы пришла в таком костюме на школьную елку, и мальчишки не сводили бы с нее глаз, а девчонки завидовали. Но для школьной елки в их классе решили поставить спектакль «Золушка», а на главную роль выбрали противную воображалу Ритку. У Ритки черные волосы и толстые ноги, какая из нее Золушка? То ли дело Аня – хрупкая и прозрачная, вот она-то настоящая Золушка, не то что Ритка. Но Ане не досталось никакой, даже самой малюсенькой роли, все распределили без нее. А тех, кому никакой роли не нашлось, объявили гостями на балу. Массовкой. Учительница сказала, что гости должны надеть любое нарядное платье, можно даже летнее, или белую рубашку и немного покружиться на сцене, а потом просто стоять, смотреть на Золушку и восхищаться. Аня про себя сильно возмутилась. Значит, она должна будет торчать на сцене сбоку припека, пока Ритка кружится в танце с принцем, и таращиться на нее, как дура, да еще и радоваться? Ну уж нет, тогда лучше вообще не ходить и сказать, что заболела. А после каникул про справку от врача никто и не вспомнит.

Мать снова орет и прогоняет в школу. Аня сует ноги в холодные сырые сапоги, натягивает колючую шерстяную шапку и застегивает дурацкое синее пальто с куцым воротником из коричневого меха. Вот ее дочка будет зимой ходить в шоколадной цигейковой шубке, а сын – в блестящей красной куртке на молнии с капюшоном, такую куртку Аня видела в журнале «Внешпосылторг», который валялся на журнальном столике у соседки тети Нади. Аня выходит из дома и уныло плетется в школу. Как ей надоела эта школа! Аня пока только в шестом классе, ей еще учиться и учиться, и надо как-то дотянуть до десятилетки, чтобы потом обязательно поступить в институт. Аня еще не знает, в какой институт она будет поступать, но чтобы работа потом была такая, как в кинофильме «Служебный роман», который они с бабушкой недавно видели по телевизору. В фильме очень много женщин, все они красивые, интеллигентные и целыми днями меряют наряды, красятся, болтают и едят в большой красивой столовой. Да, и еще ходят по магазинам. В чем именно заключается их работа – не очень понятно, кажется, они там что-то подсчитывают, но это и неважно. Именно на такой работе можно будет найти себе мужа, с которым Аня собралась в свое светлое будущее. У них с мужем тоже будет такая же шикарная квартира, как у Самохвалова из «Служебного романа», где они будут принимать гостей и угощать их швейцарским сыром и греческими маслинами, как в кино, а стаканы с коктейлем украшать кружком лимона и пластмассовой трубочкой. Правда, Аня тогда сильно удивилась, как можно так неэкономно расходовать лимоны, которые вообще-то стоят три пятьдесят за килограмм. Дед иногда покупает за полтинник один лимончик к чаю и потом, выловив ломтик из кружки, съедает его вместе с кожурой. И «Волга» у них с мужем тоже будет, они на ней летом всей семьей поедут на юг. Хотя нет, на юг они полетят на самолете. Аня мечтает полететь на самолете в какие-нибудь далекие края, но пока она ездит только на автобусе или электричке.

Первый урок – алгебра, но Аня давно уже, еще с четвертого класса, ничего не понимает и сидит со стеклянными глазами. Домашнюю работу она обычно списывает у Наташки Зотовой, на контрольных получает двойки, и учительница заставляет ее после уроков ходить на дополнительные занятия. Там Аня мается до вечера с такими же отстающими, но к концу четверти двойки с грехом пополам исправлены на тройки, и Аня с чистой совестью уходит на каникулы. Оставшиеся уроки такие же скучные, как и математика, только на уроке французского Аня немного оживает и с удовольствием записывает в тетрадку новые слова: fromage – сыр, pain – хлеб, viande – мясо. А физику и русский с литературой еле высиживает, погруженная в мечты о своем будущем доме, в которых плавает до самого звонка на перемену.

После уроков – классный час, а потом еще дежурство. На классный час приходит старшая пионервожатая и рассказывает им про израильскую военщину и платную медицину в Америке. Оказывается, чтобы вырезать в Америке аппендицит, надо заплатить тысячу долларов, и Аня с облегчением думает, что ей очень повезло родиться в Советском Союзе, где медицина бесплатная. Ее саму прошлым летом отвезли в больницу, когда у нее сильно заболел живот. Все подумали, что это и есть тот самый аппендицит, и страшно перепугались. Аня тогда ужасно не хотела оставаться в больнице, куда ее привезли поздно вечером на скорой помощи, но бабушка, которая поехала вместе с ней, сказала, что если Аня будет капризничать и не согласится лечь в больницу, то дома непременно умрет, потому что у нее лопнут от гноя все кишки. Аня испугалась и покорно пошла в палату за злющей медсестрой, которая указала ей на единственную свободную кровать и велела ложиться и не реветь, иначе она сделает укол. В палате, кроме Ани, лежали еще шесть девочек, и все они спали. Аня послушно легла, всхлипнула и уснула. Утром пришла на обход приятная молодая докторша, пощупала Анин живот и сказала, что ее понаблюдают и отпустят домой. Аня поняла, что резать ее сейчас не будут, немного повеселела и пошла со всеми завтракать. За завтраком на них наорала буфетчица, которой не нравилось, что дети не едят серую манную кашу и болтают, а ей самой уже пора бежать мыть полы в коридоре, потому что у нее еще полставки санитарки. Девочки в палате были угрюмые, напуганные, кто-то уже прооперирован, кого-то только собирались оперировать, и обстановка была мрачной и жуткой. Не найдя у Ани никаких болезней, на третий день ее выписали, и теперь она боялась грызть семечки, от которых, как сказали девочки в палате, у них и был тот самый аппендицит. А если Аню кто-нибудь угощал жареными семечками, то она начинала чистить их так тщательно, что уже через пять минут ей это надоедало и она их выбрасывала.

Вожатая наконец-то закончила зачитывать перечень дорогостоящих медицинских услуг в далекой Америке и отпустила класс домой. Хорошо, что сегодня обошлось без страшного рассказа о пытках, о которых им говорили почти на каждом классном часе. Их класс было поручено подготовить ко вступлению в комсомол, но, по словам вожатой, в комсомол годились только те, кто готов был мужественно терпеть мучения, чтобы не подвести товарищей. Еще когда они только окончили начальную школу, их классу присвоили имя Зои Космодемьянской, потому что оставаться обычным четвертым «А» было нельзя, а надо было обязательно носить чье-нибудь имя и стремиться быть таким же умным, трудолюбивым и отважным героем, чье имя им присвоили. Всех обязали прочитать «Повесть о Зое и Шуре» – книгу, написанную матерью Александра и Зои Космодемьянских, а весной весь класс повезли в деревню Петрищево, на место казни Зои. Так у их класса появилась своя библия и своя Голгофа, с помощью которых из простых школьников растили будущих строителей коммунизма. В Петрищево на месте казни теперь стоял обелиск, и вожатая построила их в шеренгу и начала с какими-то садистскими нотами в голосе рассказывать, как пытали фашисты несчастную девушку. Она поведала жмущимся от страха и ужаса пионерам и про двести ударов ремнем, и про вырванные ногти, и как таскали отважную партизанку ночью голую, босиком по морозу, а потом кто-то провел по ее спине пилой. И как на этом самом месте, где стоит сейчас обелиск, построили виселицу и, прежде чем повесить Зою, ее сфотографировали, а потом выбили деревянный ящик у нее из-под ног, и поруганное тело еще много дней болталось на виселице, а местным жителям не разрешали снять его и захоронить. И как в новогоднюю ночь немцы водили вокруг виселицы пьяный хоровод, а потом взяли и отрезали у Зои одну грудь. Ане показалось, что вожатая сейчас поведает, как несчастную эту грудь немцы сожрали, и не выдержала, побежала к автобусу. В кустах ее вырвало, а потом она тряслась мелкой дрожью всю обратную дорогу и ночью долго не могла уснуть. Перед глазами стояла виселица и отрезанная женская грудь, и было ей так жутко, что она даже от страха не могла встать и сходить в туалет, потому что за дверью ей мерещился фашист с пилой. И Аня лежала и терпела, пока не посветлело за окном, и только тогда она встала и дошла наконец до туалета, а потом забылась тяжелым сном, и мать снова орала с утра, что она проспит школу. После поездки в Петрищево вожатая снова собрала всех на классный час, и Аню опять затошнило от страха, и она решила прикинуться больной и сбежать домой. Аня тогда подумала, что если услышит еще хоть одну подробность об истязании восемнадцатилетней девушки, то грохнется в обморок прямо за партой. Медпункт оказался закрыт, и Аня вернулась в класс, приготовившись к худшему, но, к счастью, вожатая тогда с пытками закончила и начала их ругать за двойки и недостойное поведение, а потом сказала, что все они должны быть мужественными и смелыми, как Зоя, и только на таких условиях они смогут называться комсомольцами. Аня в такой комсомол не хотела ни при каких условиях и решила, что будет как можно дольше избегать этой повинности.

После классного часа Аня осталась дежурить, ее соседка по парте заболела, и Аня дежурит одна. Сначала надо поднять на парты все стулья, потом подмести, вымыть доску, полить цветы и дождаться из буфета учительницу, которая примет работу и отпустит домой. Аня переворачивает тяжеленные стулья, и руки у нее трясутся. Она устала и хочет есть, но приходит учительница и велит еще оттереть черные жирные полосы на линолеуме, которые оставляют грубые подошвы ботинок. Аня еще целый час на четвереньках елозит по полу, чтобы оттереть ненавистные полоски, которые завтра появятся снова, как кровь на ключике Синей Бороды, потому что мальчишки специально их чертят. Когда Аня выходит из школы, уже смеркается, она уставшая и голодная, но домой идти ей нерадостно – неизвестно, что ее там ждет. Ей открывает мать, и Аня с порога видит, что она снова пьяная. Аня швыряет в коридоре пальто с шапкой и уходит в свою комнату плакать. Мать плетется за ней и шипит:

– Ну, че ты, че ты опять-то? Ну, и выпила я немножко, что, нельзя, что ли? Подумаешь. Будет мне тут еще. – И уходит к очередным гостям.

Аня вытирает слезы, переодевается в старый байковый халат и идет на кухню. В кастрюле вареная картошка, она синего цвета и какая-то склизкая, в холодильнике соленые грибы, которые где-то собирал дед. Грибы большие, черные и страшные, но вроде еще никто не отравился. Аня кладет в тарелку картошку, два лохматых гриба размером с ладонь и отрезает горбушку черного. Больше ничего нет. Зато в буфете, в дальнем углу, лежит пакет с пряниками – они продолговатые, беленькие и остро пахнут мятой, кажется, они называются «Невские». Аня ставит чайник и уходит к себе. В комнате она раскрывает «Отверженных» Гюго, которых выпросила еще на прошлой неделе у Катьки Орловой, своей одноклассницы, и погружается в злоключения несчастной девочки-сироты по имени Козетта. Аня переживает за Козетту, сочувствует ей и даже думает, что если бы она сама была на месте Жана Вальжана, который спас Козетту от злого трактирщика Тенардье, то уж точно не стала бы платить тому никаких денег за девочку, а просто убежала бы с ней ночью, а эти деньги потратила бы на еду и одежду. Аня относит пустую тарелку на кухню и наливает чай. В комнате она читает и пьет чай с пряниками. Как же вкусно, каким-то чудом пряники не сожрал Генка, наверно, не нашел. Аня оставляет пакет с пряниками у себя в комнате и прячет его в секретере за учебниками. Надо делать уроки. Так, русский – ну, там легкотня, написать одно упражнение. Математику она спишет завтра у Наташки, а историю с географией даже не открывает, их можно завтра быстро прочитать на перемене, перед уроком. Еще завтра две физкультуры, опять эти проклятые лыжи. Аня решила, что лыжи с собой не потащит и на физкультуру вообще не пойдет, а сходит лучше к школьной медсестре и скажет, что у нее болит голова.

Аня забирается под одеяло и снова возвращается к Козетте. На улице уже поздний вечер, Аня слышит, как одеваются в коридоре гости, и радуется, что сегодня все уходят рано и не будут ее мучить своими «Листьями желтыми» и «Конями привередливыми» из старого катушечного магнитофона. В комнату заглядывает мать и заплетающимся языком сообщает, что они уходят в гости к дяде Володе. Дядя Володя живет в соседнем доме с женой Нинкой и почти каждый день стоит у магазина, собирает на опохмелку. Аня выдохнула с облегчением, что все наконец-то свалили, только вот одной вечером в квартире жутковато. Но можно включить телевизор, и неважно, что там показывают: когда живой голос в доме, то не так страшно. Аня идет в большую комнату, где мать с Генкой принимали гостей, первым делом открывает форточку и включает телевизор. Телевизор старый, черно-белый, и Аня вспоминает, какой роскошный телевизор стоит у Наташки – большой, цветной, по такому даже «Сельский час» смотреть интересно, не говоря уж о любимой передаче «В гостях у сказки». Аня, когда вырастет, обязательно купит себе такой же и поставит его в стенку. Стенка будет красивая, полированная, с большим круглым зеркалом в баре, она такую видела в мебельном магазине, куда однажды зашла с бабкой за табуретками. Стенка эта называлась «Браслет», наверно, из-за круглого, как браслет, зеркала, и продавалась только по предъявлению какой-то открытки. Аня тогда не поняла, почему стенки продаются за открытки и подумала, что любой дурак может пойти на почту и накупить этих открыток сколько угодно. Но бабка объяснила, что за этими стенками люди годами стоят в очереди, и когда очередь подходит, то человеку по почте приходит открытка, с ней он идет в магазин и эту стенку покупает. А кому стенка не нужна, те открытки продают, потому что люди они нечестные, спекулянты. Аня тогда решила, что им точно этой стенки не видать, у них нет ни открытки, ни денег, а есть только старый желтый сервант, набитый разной дребеденью, и Аня его стыдится. Она вообще своего дома стыдится и подруг к себе не приводит.