Она нервно хохотнула и вышла из комнаты, изо всей дури хлопнув дверью. Висящая на стене черно-белая картинка в двумя жирными ангелочками с кроваво-алыми ртами, отвалилась и упала на пол.

— Генка, она опасна! — заявил Енох. — Она ненормальная! Бешеная!

— Знаю, — еле слышно буркнул я (Клара ведь такая, что может и подслушивать).

— Слушай, Генка, — сказал Епифан-Зубатов и вылез из-под кровати, — я вот что думаю…

И тут меня накрыло. В глазах потемнело и что там было дальше — не помню.

В себя приходил медленно, сознание толчками возвращалось, периодически бросая меня в омут боли. Болело, жгло, трясло меня так, что некоторое время я словно балансировал в вязком киселе из боли и страданий. Поэтому я далеко не сразу обратил внимание на шёпот:

— Но он потерял много крови… — судя по возмущению — явно Моня.

— Почему ты не сказал сразу? — сварливо шикнул второй. Это был Енох.

— Так это ведь ты же с ним ходил! И это ты должен был сказать! — возмутился Моня.

— Должен… должен… — проворчал Енох, — я старше тебя почти на… а, неважно… я старше тебя! И поэтому мне простительно забывать кое-какие незначительные вещи. А ты молодой ещё. Мог бы и проконтролировать!

— Незначительные?! Да он же истекает кровью! — опять Моня. — И что теперь делать?

Дальше не знаю — реальность снова выключилась.

Следующее пробуждение было ещё болезненнее, особенно жгло плечо, там, где я поймал пулю.

— Генка! Генка! Генка! Ну Генка же! — монотонно звал меня Моня. — Генка! Очнись, Генка!

Он так заколебал меня своим нытьём, что я собрал все силы и простонал.

— Генка! Очнулся! — обрадовался Моня, — ты полежи здесь. Я сейчас.

Угу, типа в таком состоянии я сейчас подскочу и побегу куда-то. Я усмехнулся, но тут же зашипел от боли.

Некоторое время ничего не происходило. Я просто лежал (на полу, по-моему) и пытался не стонать от боли. Затем послышались какие-то звуки. Я прислушался — шаги в коридоре.

Только бы не Клара! В таком состоянии я её не выдержу. Да и Гудков с остальными лучше бы не видели меня таким. А то, как я им объясню, что со мной приключилось — не представляю.

Скрипнула дверь и на мой лоб легла прохладная мягкая рука:

— Да он же горит весь, — голос был странно знакомым и принадлежал явно женщине (повернуть голову и посмотреть я не мог из-за слабости и боли). — Сейчас я его.

Меня аккуратно перевернули.

— Открой рот, Гена, — сказал голос. — Это надо проглотить. Тебе полегчает.

Я послушно разлепил спекшиеся губы и мне прямо в рот потекла горькая жидкость. Я закашлялся, но проглотил.

— Вот так! — удовлетворённо сказал голос. — Потерпи немного. Знаю, что горько, но зато сейчас тебе сразу станет легче.

И правда, через пару ударов сердца боль отпустила, и я смог прийти в себя.

Я сразу же сел и посмотрел на мою спасительницу. К моему удивлению, это оказалась утренняя старушка, которая с примусом.

— Здрасьте, — удивленно протянул я, глядя на неё во все глаза, — спасибо конечно большое, но откуда вы…

— Так призрак твой прискакал ко мне и так орал, что пришлось идти, — хмыкнула старушка, — хороший он у тебя.

— Согласен! — самодовольно подтвердил Енох. Рядом послышалось недовольное фырканье Мони.

— А как вы прошли? Гудков чужим не позволяет заходить сюда.

— Так второй твой призрак провёл, — ответила старушка и добавила, — я вижу тебя отпустило. Давай плечо перевяжем.

Она принялась ловко обрабатывать мне рану. Причём было абсолютно не больно — то ли зелье подействовало, то ли руки у старушки оказались золотыми, но всё пошло как по маслу.

— Ну вот, — удовлетворённо сказала она, закончив работу. — А уж рубаху сам потом постираешь.

— Спасибо! — от души поблагодарил я, — сколько я вам должен?

— Деньги я не беру, — хитро посмотрела на меня старушка, — а вот от услуги я бы не отказалась.

— Услуги? — удивился я.

— Да, услуги, — кивнула она, быстро собирая свои бутылочки и баночки в корзинку. — После Хлябова вы же дальше в Октябрьское поедете?

— Точно не скажу, но вроде да, — сказал я, — а что там?

— Ничего сложного, с чем бы ты не смог справиться, — мягко улыбнулась старушка и морщинки в уголках её глаз разошлись двумя смешливыми веерами.

— Вы так уверены во мне? — усмехнулся я.