Шрифт:
– Лев Иванович? Прошу… – отчего-то тягостно вздохнув, он отошел вбок, пропустив гостя.
Лишь войдя в прихожую, Лев сразу же ощутил характерный, стойкий запах водочного перегара, как видно, пропитавшего даже стены. Они прошли в залу, обставленную дорогой, но уже обшарпанной, неприглядного вида мебелью. В центре комнаты стоял стол, с кособоко положенной на него давно не стиранной скатертью. Под столом валялись несколько пустых винных и водочных бутылок.
– Вот так я и живу… – понурившись, непонятно к чему констатировал хозяин квартиры.
– Да, вижу… – оглядевшись, кивнул Гуров. – Семья есть?
– Да как сказать? – Эдуард пожал плечами. – Так-то есть жена и двое пацанов. Только со мной они не живут. Давно уже…
– Неудивительно, – Лев покачал головой. – Присесть-то у тебя можно?
– Да, да, конечно! – засуетился Кушаков. – Присаживайтесь. Вот, закуривайте! – схватил он лежавшую на телевизоре уже ополовиненную пачку сигарет.
– Бросил… – лаконично уведомил Гуров, опускаясь на расшатанный стул. – Эдуард, расскажи-ка мне про тот вечер, когда еще в январе в ресторане «Токката» у тебя была стычка с одним там гражданином. Желательно в деталях и подробностях.
На лице Кушакова отразились одновременно удивление и растерянность. Немного помявшись, он откашлялся и конфузливо сообщил о том, что тем вечером был пьян и мало что помнит, однако попытается хоть что-то рассказать. Время от времени потирая то нос, то подбородок, Эдуард начал свое повествование с того, как рухнула его спортивная карьера. По его словам, за полгода до конфликта в ресторане его засудили на первенстве города. Выигрывая по очкам, он был ошеломлен, услышав в финале фамилию соперника, которого назвали победителем. Когда рефери вскинул вверх руку другого, у него от возмущения даже потемнело в глазах. Да и в зале шум поднялся немыслимый. Вне себя от ярости он бросился к столу судейской коллегии и наговорил много чрезмерно резких слов, в том числе и в адрес самого Губульханова.
– А он-то тут с какого бока припека? – Лев недоуменно посмотрел на Кушакова. – Это же, я так помню, хозяин не самого большого фитнес-центра?
– Лев Иванович, да он в реальности – теневой хозяин всего нашего профессионального бокса! – тот сокрушенно покачал головой. – По-настоящему, в его руках все спортивные клубы, все городские тотализаторы. Думаете, почему меня засудили? Да потому, что на меня был сделан максимум ставок! Он на этой встрече такой куш сорвал – о-го-го! А я, бля, дурак, пожалел этого пацанчика, которого выставили против меня. Хотел отправить в нокаут, да подумал – ну его на хрен! А вдруг – копыта откинет? Ну, в «Катере»… то есть Екатеринбурге, такой-то случай уже был!.. Ну а Хамид этим воспользовался. Урод! Когда я уходил, следом за мной послал своих «нукеров», чтобы мне сопли размазали за ругачку. Ну, уж этих педиков я сделал по полной. Ну а меня после этого вообще отовсюду выкинули…
Как далее рассказал Эдуард, его жизнь почти сразу же покатилась под уклон. Работы приличной найти не удалось, с горя запил, жена, забрав сыновей, ушла к матери. Ну а в тот вечер с одним из старых приятелей Кушаков отправился в вояж по ресторанам. Когда прибыли в «Токкату», оба были уже основательно пьяны. Что было там – помнит плохо. С кем-то повздорил, чем-то он не понравился, захотелось «вставить ума», но в итоге битым оказался сам.
– …Да будь я трезвым, я бы того мужика в пять секунд охрендячил бы! – горячился Эдуард, нервно закуривая следующую сигарету.
– Если бы ты был трезвый, ты бы вряд ли затеял скандал, – усмехнулся Гуров. – Но хоть немного лица тех, кого видел за тем столиком, ты запомнил?
– Мужика, с которым сцепился, помню более-менее. Вот второго – не очень. Ну, он как? Мордастый такой, лысина посреди головы… Да вот вроде и все, что я о нем запомнил. Имен при мне не называли…
– А женщину, которую хотел пригласить на танец, запомнил? – Лев раздосадованно побарабанил пальцами по столу.
– Женщину… – Кушаков напряженно задумался. – Ну, если бы было ее фото, то, может быть, и узнал бы.
– Добро! – улыбнувшись, Гуров достал из кармана около десятка фотографий, половина из которых были снимками молодых женщин.
Положив их перед Эдуардом, он молча указал рукой – смотри! Тот, разложив фотографии по отдельности, некоторое время напряженно вглядывался в лица людей, то сжимая пятерней подбородок и щеки, то ероша короткие волосы, напряженно сопя и временами вздыхая. Наконец он не очень уверенно коснулся снимка красивой шатенки, вызывающе взирающей со снимка большими, выразительными глазами.
– По-моему, эта… – с долей сомнения произнес он.
– Секунду! – Лев собрал снимки, перетасовал их как карты и снова положил перед Кушаковым. – Взгляни еще раз. Только теперь не столько вглядывайся в снимки, сколько представь себя тем вечером, в том ресторане. Вспомни голоса людей, которые там сидели, что исполнял оркестр, цвет стен, форму светильников… Ну-ка, соберись!..
Закивав головой, Эдуард некоторое время смотрел как бы в никуда, после чего снова разложил снимки. Скользнув по ним отсутствующим взглядом, он неожиданно расплылся в улыбке и уверенно ткнул пальцем в тот же снимок.