— Хороший вопрос. Ну, они обычно летят туда, где много жратвы.

— Умник, мля! — Лектор даже отвернулся.

— Тогда к оркам точно не полетит — там все уже сожрали! — сообразил гоблин. — И вообще, сомневаюсь, что в жратве дело.

— Ты прав, зеленый. Геолокация у них встроенная! — согласился Керн и обернулся. — Эй, Джанго! Голуби у вас есть?

— А-а? — ужаснулся гоблин, вспомнив про страсти, которые ему рассказывал Николай, еще на «Небздящем». — Это те, которые свирепые летающие хищники-гоблиноеды? Ты что, с ума сошел?

— Какие нахрен гоблиноеды? Это самые безобидные птицы! — недовольно отмахнулся тролль. — Ходят, курлыкают. Все, не бзди! Бумага есть?

Бумаги не нашлось. Голубя тоже.

Напряжение вроде рассеялось — сатиры уже не проявляли агрессии, все еще глядя на фиолетовую ерунду. Неведомая хрень в лапах Трах-Бабаха определенно была серьезным аргументом. Шаткий нейтралитет, но как-то так.

Обратились за птицей к сатирам. Пока объяснили, прошла вечность. Но, кажется, нас поняли. Принесли какого-то общипанного петуха, с тонкой шеей. Сказали, что птица умная и может быть полезной.

Керн засомневался — у птицы даже глаза в разные стороны смотрели. Когда тот клевал зерно, трижды промахнулся.

— Это же цесарка! — восхитился Лектор, опознав пернатого. — Они ж вроде не летают. Глянь, у них крылья недоразвиты?!

— Значит, пусть пешком идет, — придумал отговорку Керн. Он уже и сам был не рад, что предложил этот метод и на успех практически не рассчитывал. Лектор в голове захрюкал от беззвучного смеха, представив себе работу этого пернатого почтальона.

— Не дойдет. Сожрут, — авторитетно заявил гоблин.

— Значит, отправим двух, — тролль обернулся к Джанго. — Эй! А у вас еще эти куры есть?

— И где ты писать будешь? — удивился Трахтенберг. — Бумага это де-фи-цит. Во!

— Да? Тогда я ему на ухо надиктую, — задумчиво хмыкнул тролль.

Лектор ржал. Как тролль.

А успокоившись, начал возмущаться, почему на Лианоре бумага на вес золота?! Впрочем, не стоило полностью полагаться на гоблина — может она и была, только называлась как-то иначе. Ну, пергамент там. Или папирус какой-нибудь.

Диктовать послание этому петуху было бессмысленно. Весь внешний вид птицы говорил о том, что лучшее, на что она годится, это бульон. Но раз сказал — значит нужно сделать. Перед гоблином нужно же выпендриться, да и сатирам полезно посмотреть будет. Но это не точно.

— Все! Надиктовал! — Керн выпрямился и глянул на цесарку. О том, что она не дойдет, можно было никому не рассказывать. — Куда лететь знаешь?

Ни хрена она не знала. Очевидно же.

— Короче, туда! — Керн пальцем определил маршрут и отвесил ей смачного пинка с переподвыподвертом. — Все, пошла отсюда!

Выпустив сноп перьев, птица чертыхаясь, ломанула через кусты, сразу скрывшись из вида. Дублера ей не нашли, так что в целом можно было сказать, что почтальонская миссия провалена на корню.

— Ну все, готово, — тролль был рад, что идея с почтой хоть как-то реализовалась. Про успех можно даже не заикаться. — Эй, Джанго освобожденный! Куда идти?

— За мной! — ответил черный сатир и двинулся в сторону едва заметной тропинки в зарослях. Тролль последовал за ним, а Трахтенберг остался наедине с неведомой хренью, что-то бормоча себе под нос…

— Э-э! Барриса! — меня яростно трясли за плечо. Но мне было пофигу.

Тогда в морду брызнули водой. Горячей.

Я сразу пришел в себя. Такое бывает — ты понимаешь, что тебя трясут, мешают, а ничего сделать не можешь. И не хочешь. И тут… н-на!

С огромным трудом я приоткрыл глаза, тут же закрыл снова. Потекли слезы.

Нет, не от стыда. Коварный луч света почти ослепил меня, да еще и соленый пот вместе с горячей водой поспособствовали, мдэ.

Одновременно я понял, что лежу на чем-то твердом и оно то и дело вздрагивает и трясется.

— А-э? — промычал я, попытавшись прикрыться рукой, но та оказалась какой-то резиновой и совсем непослушной.

— Тихо, не так резко, — тот же голос стал тверже. — Яд пустынной Мябы смертелен, а тебя каким-то пронесло. Не иначе, демоны вмешались. Или духи.

— Серый! Живой? Как себя чувствуешь? — о, этот голос я знал. Пиротехник Бензобах. — Я уж думал ты все, отошел в мир иной. Шесть часов валялся.

— Сколько? — охнул я, попытавшись сесть на пятую точку. Едва не соскользнул — был настолько слаб, да еще и скользкий панцирь… Да, меня закинули на тортилу сверху. Как тюфяк.