Я бегу за Топором, пока его солдаты бросаются в бой с хорошо экипированными кирасирами. Бегу и стараюсь не смотреть вниз. Карниз узкий, кажется, чуть качнись в сторону и… Топор вдруг исчезает.

Какого хрена! А-а, тут дверь! Добежав до неё, он дёргает за ручку и она поддаётся. Я бегу за Топором. Мы оказываемся на лестничной площадке. Наверх отсюда подняться невозможно. Вместо пролёта здесь глухая стена. Снизу несутся звуки тяжёлых и ритмичных шагов. Кто-то, бряцая оружием, спешит наверх. И не один, там, судя по шуму, целая толпа.

— А-а-а! — кричит Топор и толкает единственную дверь, ведущую в длинный коридор.

Деваться некуда, и мы бежим туда. В коридоре темно, света нет. Слева и справа вереница дверей, но пытаться скрыться там совершенно бессмысленно. Мы летим по этому коридору, совершенно не представляя, что делать в этой ситуации.

А ситуация просто идиотская, иначе и не скажешь. Тупая и уродская ситуация. Мы выбегаем в небольшой холл с двустворчатой деревянной дверью и дверями попроще.

Топор обеими руками толкает дубовые створки, и они вдруг распахиваются.

Мы оказываемся в небольшом зале, посреди которого стоит стол с рулём.

— Вип-зал, — бросает Топор и закрывает дверь. — Засовы! Давай!

Я начинаю судорожно закрывать защёлки, а Топор подтаскивает большой кожаный диван.

— Помоги! — кричит он и я бросаюсь к нему.

Вдвоём мы подтягиваем тяжеленный диван и подпираем дверь.

— Ф-у-у-х, — мотаю я головой и падаю на этот диван, намереваясь хотя бы пять минут посидеть и попытаться осмыслить происходящее.

Но передохнуть, судя по всему, у меня не получится, потому что распахивается другая дверь, расположенная напротив той, которую мы забаррикадировали. И в неё влетает Хан с пистолетом в руке.

«Феназепам», бляха! Всем срочно «Феназепам»! Немая сцена. Какой там Гоголь, я вас умоляю! Эти взгляды, мечущие молнии, это напряжение, это цунами и торнадо, очень трудно описать. Но замешательство длится лишь одну секунду, даже меньше.

Хан выстреливает, но у Топора в руке тоже оказывается пистолет, и он тоже делает быстрый, интуитивный, в том смысле, что безо всякого прицеливания, выстрел.

Хан бросается в мою сторону, и я вскакиваю с дивана.

— Не надо палить, — говорю я обоим. — Или сюда очень быстро прилетит СОБР.

Но Хан с Топором на меня даже не смотрят. Топор проскакивает к столу и жмёт на спусковой крючок. Но ничего не происходит. Выстрел не раздаётся.

— И не выстрелит, — со смехом объявляет Хан. — Это я продал партию некондиции. Я смотрю, ты на дешёвку-то клюнул. А теперь вот он, час расплаты.

Хан язвительно растягивает слова.

Топор несколько раз жмёт на спуск, но выстрелы так и не раздаются… Хан от вида этой картины начинает хохотать. Пока он смеётся, Топор забегает за стол. Я тоже бросаюсь к нему, но замираю, встретившись с жёстким и совершенно животным взглядом хищника.

— Ну что, — усмехается Хан. — С кого первого начнём? Я думаю, с Топора.

Он оказывается стоящим прямо напротив Георгия Некифировича. Между ними расчерченный стол и фишки, сваленные в кучу.

— Как мы хорошо тут все встретились, да пацаны? — язвит Хан. — Сразу хочу сказать, торговаться я не буду. Исполнять последние желания тоже. Ты, слышь, подойди ближе. Встань вон там, чтобы я тебя видел.

Это он приказывает мне. Мне приходится исполнить его требование, да только я не дохожу до того места, куда он меня послал, и останавливаюсь рядом с огромным колесом рулетки.

— У руля постою, — стараясь выглядеть естественно, говорю я.

Он не возражает. Да и когда тут возражать? В любую секунду может прогреметь выстрел и…

Кажется, сейчас он и произойдёт. Хан направляет ствол пистолета на голову Топора.

— Жаль, — ухмыляется он. — Жаль, что приходится поступать с вами вот так, в спешке.

— Хан! — пытаюсь я перетянуть на себя внимание, чтобы дать Топору хоть несколько дополнительных секунд. — Хан!

По лицу Хана расплывается широкая улыбка.

— Ну, что, Топор? Вот такой у тебя конец. Незатейливый. И глупый, как мне кажется. Чрезвычайно глупый…

Топор сглатывает и, ничего не говоря, смотрит в зияющую дыру пистолетного ствола. Он не произносит ни слова, не пытается торговаться или как-то убедить своего палача.

А Хан, не сводя с него глаз, перехватывает пистолет, и я замечаю, как бледнеет подушечка указательного пальца. Бледнеет и становится чуть более плоской. Это значит, что Хан уже давит на спусковую скобу. Он уже нажимает на крчок, и он уже не считает Топора живым человеком.