– Ой! Как хорошо! – воскликнул, когда почувствовал, как на меня льётся холодная вода. – Спасибо за душ!

Резко вскочил на ноги и сразу обнял Людмилу, которая поливала на меня холодной водой из бутылки.

– Прекрати меня тискать! – слегка отстраняясь от меня, сказала Людмила. – Не прилично! На нас люди смотрят!

– Целовать и обнимать любимую жену всегда прилично. – радостно, сказал, громко целуя её в щеку.

Людмила больше ничего ни стала мне говорить. Просто взяла меня под руку. Мы вместе пошли в сторону нашего микрорайона «Гимель».

С того времени, как повзрослели наши дети и сильно постарели мы, не помню такого дня, когда мы с женой ходили под руку или обнявшись, как сейчас в сумерках наступившего вечера.

Постоянные семейные заботы и тяжёлая работа на износ, ни давали нам, никаких сил и времени на внимание друг к другу.

Теперь шагая по темным улицам города, мы искренне были рады тому, что, хотя бы на время остались наедине друг с другом и с чудесным вечером, напоенным ароматом цветов и пением прекрасных птиц.

Пока сонный валялся на зелёном газоне в ожидании Людмилы, моя общая усталость как бы ушла в землю, а больной палец на правой ноге не напоминал о себе.

Но ближе к дому обратно стал хромать на правую ногу.

Меня вновь одолела усталость.

Метров за двести до нашего дома буквально через силу тащил своё тело, а большой палец на правой ноге так сильно болел, что через силу едва поднялся к себе в квартиру на четвёртый этаж.

С трудом разделся до плавок прямо в прихожей у себя в квартире и поплёлся спать в свою спальню.

– Какой ужас! Так ты весь сгорел на солнце! – разглядев меня при электрическом свете, вскрикнула Людмила.

Ничего ни стал говорить. Вошёл в свою спальню. Упал в свою постель и сразу отключился без сознания. Сколько времени был без сознания мне неизвестно.

Через какое-то неопределённое время почувствовал, что меня всего знобит и лихорадит так, что даже почувствовал, как трясётся все моё тело и отчётливо услышал стук моих зубов друг об друга.

В это же время кожа по всему моему телу пылала так, словно меня облили кипятком. Спустя какое-то время моего озноба почувствовал холодное прикосновение чего-то к моему телу.

Открыл глаза и увидел, как Людмила и Виктория размазывают холодную сметану по всему моему телу.

– Осталось только кошек сюда принести, чтобы они меня после облизали. – пошутил сквозь боль во всем теле.

–

Наконец-то пришёл в себя! – сквозь слезы, радостно воскликнула Виктория.

–

Трое суток без сознания был.

– То-то думаю, что-то мне сильно есть захотелось. – обратно пошутил. пытаясь подняться со своей постели.

– Лежи! Лежи! Тебе сейчас вставать никак нельзя. – забеспокоилась жена. – Пускай сметана на тебе засохнет. Тогда будет польза от сметаны. За пищу не беспокойся. Мы с дочкой тебя сейчас накормим и напоим.

Виктория продолжила обильно смазывать все моё обожжённое тело кислым молоком и сметаной. Людмила пошла на кухню, приготовить мне завтрак, обед или ужин.

Так как у меня перед глазами, не было никаких часов, то по солнечным лучам, проникающим сквозь прикрытые жалюзи к нам в спальню, никак не мог определить точного времени дня.

Больше было похоже на сумерки. Вот только не понятно, какого времени? Наверно, всё-таки сейчас вечер? Так как семейство в полном сборе.

Слышно даже, как Эдик ходит по квартире. Людмила принесла мне в спальню плов из баранины и баночку бельгийского пива.

Привыкнув с годами, что пью утром только чёрное кофе, а по вечерам пью только холодное пиво.

Она ни стала ждать, когда попрошу плов запить пивом. Поэтому сама принесла мне холодное баночное пиво ко мне в постель. Отсюда можно сделать вывод, что сейчас ни сумерки наступающего утра, а сумерки наступившего вечера и скорой ночи.

– Вот так бы и валялся всю жизнь в постели. Когда за тобой ухаживают. – сам пошутил, после сытного ужина.

– Ничего подобного больше не будет. – серьёзным голосом, сказала Людмила. – За тобой не ухаживать надо, а надо всыпать хорошего ремня. Зато, что ты не можешь отдыхать один. За тобой всегда нужен глаз да глаз. Тебе говорила, что в воде Мёртвого моря больше пятнадцати минут находиться нельзя.

Ты меня не послушал?

– Ну! Хватит тебе причитать! – пытаясь разозлиться, серьёзно, сказал жене. – Ничего со мной не случилось. Жив! Пока! Дальше жить хочу.

– В таком виде, как ты сейчас, тебе пару недель нельзя показываться на улице. – сказала она. – Иначе сгоришь.

Людмила оказалась права. Одну неделю был весь покрыт огромными волдырями от солнечного ожога. На моё тело ничего нельзя было одеть.

Вторую неделю облазил так сильно, что Виктория сделала вывод, будто так в меловую эпоху облазили динозавры, из шкуры которых дикие люди учились шить себе одежду. Из такого большого количества моей облезлой кожи можно сшить какой-нибудь прикольный наряд к выходу на улицу.