Шрифт:
Он и смущался и старался быть развязным. Присоединил микрофон, наставил на Неделина и задал вопрос, старательно выговаривая, глядя на какой-то индикатор со стрелочкой. Странно, как его взяли на радио: шипящих у него было втрое больше, чем положено.
Шькажьите, пожалушта, — шькажял… тьфу, чёрт!.. — сказал он, но вдруг перебил себя и повторил вопрос сносно: — Скажите, пожалуйста, вы ведь не первый раз в Саратове? Как он вам понравился в этот приезд?
Гнусный город, — сказал Неделин.
Да? — корреспондент растерянно заглянул в блокнот. — А что именно вам больше всего понравилось?
Больше всего мне не понравились люди, хотя я здесь их не встречал, — ответил Неделин.
Оригинально… Услышат ли саратовские любите ли эстрады что-то новое в вашем репертуаре, чего ещё не было на грампластинках, что не транслировалось по радио и телевидению? — упорно старался корреспондент.
Будет всё та же гадость. Слушай, парень, тебе что, нравятся эти идиотские песни?
Как сказать…— замялся корреспондент. — У эст рады свои законы…
Я тебя не о законах спрашиваю. Я тебя спрашиваю конкретно.
Корреспондент обиделся:
Не хотите давать интервью, так и скажите.
Я хочу.
Это чисто служебное, так сказать, интервью: необязательные вопросы, необязательные ответы.
А зачем?
Ну… Надо же чем-то эфир заполнять.
Ты только начал работать и уже так рассуждаешь?
Кто у кого берёт интервью? Надо, чтоб вы прозвучали, а что именно вы там скажете вашим поклонникам, всё равно. После этого запустим пару ваших песен. Будет нормально.
Ага. Вроде того: город понравился, встречи с публикой жду с нетерпением, приготовил несколько новых песен, творческие планы — съёмки в музыкальном фильме. Так, что ли?
Совершенно верно. Слушателям это интересно.
А тебе лично?
Тоже, в общем-то…
А без в общем-то? Что тебе самому во мне интересно?
Корреспондент, видимо, был терпелив и вежлив до определённого предела. Он сказал:
Мне самому — в вас — ничто не интересно.
Вот! Это уже разговор! Ты держи микрофон, не убирай! И смотри, чтобы стрелку не зашкалило.
А вы сами, — продолжал корреспондент, — пони маете всю глубину дебилизма ваших песен?
Понимаю, — сказал Неделин.
Но вы же сами сочиняете и музыку, и тексты, вы что, не можете лучше или не хотите?
Не хочу.
А знаете ли вы, —судейским голосом сказал корреспондент, — что это безнравственно: сознательно халтурить? Быть глупее самого себя? И может быть, смеяться над ерундой, которую сам и делаешь?
Точно, смеюсь.
Тогда зачем же?
Люблю дешёвую громкую славу. И деньги.
Так просто?
Владислав, пора одеваться, — вошла Лена.
Это Лена, моя любовница, — представил Неделин. Корреспондент встал, неуклюже и галантно раскланялся.
Вот ты, — сказал Субтеев, — имеешь таких красивых баб?
Корреспондент хотел что-то сказать, но не успел.
Не имеешь! — сказал Неделин. — А я за свою глупость и бесталанность — сколько угодно. Я сейчас выйду — и несколько тысяч дураков заорут от счастья. Тебе приходилось это испытывать?
Я не певец.
Но хотел бы им быть?
Таким, как ты, — нет.
Врёт! —по глазам увидел Неделин и почувствовал вдруг знакомое тяготение. Поспешно отвернулся: нет, нельзя делать этому ни в чём не повинному пареньку такие сомнительные подарки. Нехорошо. Пакостно. И — пора идти на пиршество славы, о котором он только что с таким аппетитом говорил. (Предвкушая.)
Всего доброго, — бросил через плечо. — Жаль, что не получилось интервью. Хотя, на мой взгляд, именно получилось.
На мой взгляд, тоже. Но есть законы жанра. До свидания.
(О всесилии законов жанра Неделин узнал вечером, когда по местному радио услышал: «Как вам понравился город?» — «Город помолодел, он строится, что же касается публики, то в Саратове меня всегда встречают тепло, волжане вообще гостеприимны», — говорил кто-то за Владислава Субтеева. Наверное, корреспонденту надо было во что бы то ни стало выполнить своё первое задание, и он его выполнил, заставив кого-то из друзей наговорить на магнитофон за Субтеева самим корреспондентом составленные ответы <Так оно и было. Автор.>.)