превращений, как всегда, искусно и многословно реализующие каждый речевой

оборот, то останется несколько ярких и крепких кусков, где выражены те же

основные мотивы, что и в дооктябрьских стихах и поэмах: обида, ревность и

ненависть.

Ревность и ненависть. Но к кому? Нет более уклончивого произведения, чем

эта, самая конкретная поэма, изобилующая деталями повседневности и

иллюстрированная фотографиями. Традиционная маяковская ненависть,

доведенная здесь до предельной черты, до максимальной количественной

концентрации, изливается куда-то в абстракцию, в ничто.

По-разному выражал свою ненависть Маяковский, бывало по душе, а бывало

по службе, не всегда эти чувства сливались в одно. Но здесь не может быть

никаких сомнений, здесь такая напряженность, здесь искренне, по душе, как

никогда - не приемлет и ненавидит. Только что же именно?

Обыденщина, мелочинный рой, сердце раздиравшие мелочи... В поэме, однако,

этот повтор столь настойчив, что не может настораживать. Ответ, адресат

должен совпадать с повседневным бытом и может быть найден только там, где

этот повседневный быт располагался, - не на невском мосту, не в

придуманном нэповском доме, а в квартире Бриков, на четвертом этаже. Для

Маяковского обыденщина, квартирошный дымок и ненавистный быт это не

просто вкусная еда и теплая ванна, против которых он ничего не имеет.

Повседневное окружение его любимой: вороны-гости, друзья-соперники - вот

главное препятствие на пути его любви. Это и названо всеми нехорошими

словами, принятыми в то время к употреблению. И самое страшное, корень

трагедии - в том, что ведь и сама любимая - неотъемлемая часть всего

этого, и если он ни в чем ее не обвиняет, то только оттого, что любит.

Трагична, безвыходна любовь Маяковского, неустранимо препятствие на ее

пути, по крайней мере в этой, сегодняшней жизни. Но поэме Маяковского в

23-м году до зарезу необходим оптимистический выход, без него она

состояться не может. И Маяковский такой выход находит, убивая себя и

воскресшая в будущем, в далеком и замечательном тридцатом веке. Там он,

может быть, снова встретит свою любимую: "Нынче недолюбленное наверстаем..."

А препятствие? А не будет никакого препятствия. Его, препятствие, не

воскресят:

Чтоб не было любви - служанки

замужеств, похоти, хлебов...

Все, по сути, сказано достаточно ясно. Убийство соперника (или

соперников), по всей видимости, они сменялись достаточно часто) заменяется

невоскресшением. Результат, в конце концов, тот же самый, но зато

никакой уголовной ответственности, ни в житейском, ни в поэтическом

смысле. "С тех пор, как все мужчины умерли..." Эта строчка оплеванного им

Северянина остается для него такой же заманчивой и в тридцать лет с той же

силой стучит в его сердце, как стучала в двадцать.

1924 год был переломным в развитии отношений между Л.Ю. и Маяковским.

Сохранилась ее записочка к Маяковскому, в которой она заявляет, что не

испытывает больше прежних чувств к нему, прибавляя: "Мне кажется, что и ты

любишь меня много меньше и очень мучаться не будешь".

Одна из причин этой перемены в их отношениях очевидна. В письме от 23

февраля 1924 г. Л.Ю. спрашивает: "Что с А.М.?" Александр Михайлович

Краснощеков, бывший председатель и министр иностранных дел правительства

Дальневосточной республики, в 1921 г. вернулся в Москву и в 1922 г стал

председателем Промбанка и заместителем Наркомфина. Л.Ю. познакомилась с

ним летом того же года. Между ней и Краснощековым начался роман, о котором

знал Маяковский. В сентябре 1923 г. Краснощеков был арестован по

необоснованным обвинениям и присужден к тюремному заключению.

Осенью 1924 г. Маяковский уехал в Париж. После одной недели во

французской столице Маяковский пишет Л.Ю.: "... писать я не могу, а кто ты и

что ты я все же совсем, совсем не знаю. Утешать ведь все же себя нечем ты

родная и любимая, но все же ты в Москве и ты или чужая или не моя". Л.Ю.

ответила: "Что делать. Не могу бросить А.М. пока он в тюрьме. Стыдно! Так