— Лорен, — мягко сказал Главный маг, — не суди ее строго.

— Я не о ма…Луизе. Я о Главе Гильдии. Он же все знал. Наверняка прочел, и все равно заставил меня…

— Конверты были запечатаны.

— Вы сомневаетесь, что этот старый прохиндей не смог незаметно открыть? Все он прочел, и оставил себе спасительную лазейку. Вы ведь наверняка пообещали ему жизнь за эти документы!

— Ты прав. Он отправился на каторгу. Хочешь, там произойдет несчастный случай?

— Нет. Я хочу в этот момент видеть его глаза. Хочу, что бы выращенное им чудовище обернулось против него.

— Ты же понимаешь, что не можешь себе это позволить!

— Почему? Ах да, вы же мой отец. Будет скандал!

— Ты не понимаешь. Да, я твой отец. Ты мой первенец, значит, мой наследник.

— Я же совершенно не подхожу на эту роль. Вы же сами знаете. И у вас есть еще один сын.

— Лиорелл не подходит. У него слишком слабая магия. Его или не примет корона, или свергнут другие семьи, способные претендовать на власть ввиду древности рода. И тогда империя погрузится в пучину гражданской войны. Наша власть держится на силе магии императорского рода. Они нас боятся. Лиорелла никто бояться не будет. А вот тебя…

— Я понял. Но я не знаю и половины вещей, которые знает каждый ребенок древнего рода. Хотя я понял, теперь понял, зачем вы заставляли меня заниматься танцами и геральдикой, в ущерб магии!

— Разве я собираюсь передавать власть тебе завтра? Нет. И умирать я тоже не собираюсь. Не дождетесь! Так что у нас будет еще время обучить тебя всему, что положено. В том числе и магии, как оружия. Но пока мы твое истинное лицо открывать не будем. Нам известно о заговоре с целью свергнуть Лиорелла. Пусть резвятся. Пока они не знают о тебе, ты в безопасности, а заговорщики спокойно сидят и ждут. Поэтому твое настоящее имя и происхождение мы откроем в момент окончания тобой академии. Диплом вручат не Лорену, Лориэнну, кронпринцу империи. Но есть еще один вопрос. Я не только на два года задержал это письмо Луизы, кстати, настоящее ее имя Элоиза. Я не открыл твоей матери, что ты жив. Она все так же начинает день с того, что составляет букет и приносит его якобы на твою могилу. Давай придумаем, как лучше объявить ей правду. Самое неприятное в том, что она будет в душе упрекать себя.

— В чем? Ей-то в чем упрекать себя?

— В том, что она не позволила сделать вскрытие трупа младенца. Поторопила окрестить и похоронить. Если бы провели вскрытие, то было бы ясно, что младенец не сделал ни одного вдоха. Мы бы поняли, что произошла подмена и кинулись бы искать. И нашли бы. Но трудно судить женщину сразу после родов. У них часто бывают мозги не в порядке. Одна ворует, другая хоронит. Так что делать будем?

— Сарди, — предложил Якоб, — мы планировали провести показательные выступления абитуриентов из приюта. Так сказать, показать их возможности. Предупредить аристократов, которые поступили только из-за знатности. Последним выпустим Лорена. Что бы опасались. Я думаю, Аделлиана сама догадается, откуда такая сила! Не догадается, намекнем. А ты дашь ей письмо, адресованное тебе. Объяснишь, что раньше нельзя было, что Лорен плохо контролировал свою силу. Так оно само по себе и произойдет.

— Что же, неплохо. Сможешь удержать силу, сын?

— Смогу. Последний год ни одного срыва. Даже сейчас, держу.

Сардон выразительно посмотрел на друга. Тот тихо вышел из кабинета. Император тихо сел рядом с юношей, и спросил:

— Обнять тебя позволишь? Все-таки родные люди!

— Конечно, только я до сих пор до конца не могу поверить…

Сардон приобнял обретенного сына за плечи, и привлек к себе.

— Господи, я мечтал об этом моменте все четыре года! И не мог позволить себе!

Лорен неожиданно ощутил себя маленьким мальчиком, потерявшимся в толпе и вдруг найденным. Он прижался лбом к плечу неожиданно обретенного отца и, поняв, что больше не может сдерживаться, просто разрыдался.

Сардон с облегчением обнял трясущиеся в рыданиях плечи своего сына, и, успокаивая, баюкал его, шепча на ухо какие-то успокоительные глупости. Лорен успокоился минут через 15. Высвободился из объятий родителя, вытер лицо платком, и тихо попросил прощения за несдержанность.

— Господи, Лорен, я ждал хоть каких-то эмоций, боялся, что не дождусь, и ты останешься такой же ледяной глыбой, какой был все время, что я с тобой общался!

— Ледяной глыбой? Я?

— Ты, ты, держался так, словно боишься хоть чуть-чуть приоткрыть душу!

— Отучили. Привык, что только немного дашь слабину, так сразу получишь болезненный удар. Вот и заковал себя в ледяной панцирь.

— Но теперь ты не один. Поверь, я сделаю все, что бы твоя жизнь стала другой. Ты уже изменился, и, я надеюсь, будешь меняться и дальше. И еще родная мать поможет. Только не обманись ее внешним поведением. Эльфийская кровь не дает ей выражать свои эмоции на публике. Смотря на тебя, я видел ее, старательно загоняющую чувства глубоко в себя. Так что я привык общаться с ледяными глыбами!

В дверь тихо постучали. Вернулся ректор, за ним шел начальник кафедры артефакторики Академии, профессор Редблюм. На подносе он нес какие-то предметы, прикрытые куском шелковой ткани. Лорен быстро поднялся, отошел к окну, и слегка провел рукой по лицу, снимая следы слез. Профессор поклонился, и обратился к императору.

— Ваше Величество, мы решили вопрос, как избежать ношения ошейника, в качестве третьей точки блокаторов новому студенту. И, параллельно, как скрыть его черты лица. Посмотрите. Он снял ткань с подноса. На нем, на темно-вишневом бархате лежал комплект — два браслета и изящная серебряная маска. Все в одном стиле.