Шрифт:
– Привет, привет, старый друг, – сказал Дмитрий, отставляя в сторону бутылку с пивом и сдвигая с глаз шляпу, – ну почему это при не самых хороших? Как по мне, так обстоятельства самые что ни на есть хорошие. Если не сказать замечательные.
– Как это понимать? У тебя с ним были какие-то личные счёты?
– Так я тебя сейчас просвещу. Ты же у нас делами семейными не занимаешься, вроде как.
Иван Семёнович отрицательно покачал головой.
– А тут именно такие дела. Я уверен, для половины города его смерть будет хорошей новостью. Его дочь постоянно ходила с синяками и ссадинами на руке и шее. Слышал бы ты, какие слухи ходят о нём. Думаю, ты понимаешь, о чём я. Я и сам уже подумывал взять правосудие в свои руки, укокошить ублюдка.
Иван жестом попросил Дмитрия сделать паузу, и удалился в пивнушку позади него. Через минуту вышел, держа в руке банку кваса. С щелчком открыл её, и сел на землю возле Дмитрия.
– Продолжай. Такое нельзя слушать без кваса, – сказал он улыбающемуся Дмитрию.
– Его каждая собака на районе кличет не иначе как извращенец. Ты знал, что сестра его жены раза три пыталась лишить его родительских прав и забрать Юлию себе? Вот только дочь всегда молчала, ничего не говорила органам опеки, и этот гад всегда выходил сухим из воды. Короче говоря, ублюдком он был знатным, и кто бы это с ним ни сделал, честь ему и хвала. Просто вынесли биомусор.
Иван допил квас и выкинул пустую банку в урну на углу пивнушки.
– Это я уже понял, человеком он был, мягко сказать, хреновым. Как ты его обнаружил? Ничего подозрительного не видел? Если честно, это моё последнее дело, и мне хотелось бы уйти на положительной ноте. Так что буду рад любой помощи.
Дмитрий глубоко вздохнул, допил последнее из бутылки и уставился на свои ботинки.
– Да я толком-то ничего ведь и не видел. Я когда из-за угла дома выходил, видел, как он на землю шлёпается, с полуметра приблизительно. Затем на землю стали падать верёвки какие-то. По крайней мере, я тогда думал, что это верёвки. Я тогда с утра был подвыпивший немного. Не смотри на меня так, у меня был достойный повод. День рождения дочери отмечал, тридцать пять лет ей, почти юбилей.
Он сделал небольшую паузу.
– Я даже не понимаю, что именно я праздную! То, что ей исполнилось тридцать пять, или то, что я не видел её тридцать пять лет. Тяжело, очень тяжело. Не дай бог кому-то подобное испытывать. Ну да ладно, имеем что имеем. В моих силах было всё изменить, но я выбрал вот этот бесславный путь.
Дмитрий поднял вверх бутылку, словно обезьяна, поднимающая новорождённого львёнка.
– Так вот, подошёл я к нему. Я-то думал, что он упал откуда-то. Может электрик или рабочий, ветки пилил и навернулся. Подошёл, хотел помочь человеку. А потом как увидел, что мужик то без кожи. И то, что полосы эти вовсе не верёвки какие-то, а его кожа. Ха, с меня тогда опьянение как рукой сняло. То зрелище привело меня в чувства покруче всякого рассола, скажу я тебе. Стою я над ним, будто и не пил всю ночь, словно меня ледяным душем окатило. Я не понял, что именно с ним случилось, но человека мне было жалко. Жалко до того момента, пока я не увидел его одежду, валявшуюся там же. Эту потёртую кожанку я узнаю из миллионов других. И тогда я понял, кто именно передо мной лежит, похожий на рисунок в кабинете биологии. Помнишь такой? Огромный такой плакатище, висел у нас в институте.
Дмитрий встал и со всего размаху ударил ногой по лежавшей перед ним сигаретной пачке в сторону урны.
– Эх, а пару раз получалось забить в урну. Я потом выброшу её как следует. Так вот, как только я узнал, что за чёрт валяется передо мной, всякое сочувствие как рукой сняло. Мне даже стало как-то немного жаль, что я не видел всего процесса от начала до конца. Как с него срезали кожу, сантиметр за сантиметром. Помучался он, поди, изрядно. Финита ля комедия, как говорится.
Дмитрий махнул рукой, давая понять, что рассказ окончен и пошёл в сторону отброшенной им сигаретной пачки.
Иван понял, что дальнейшие расспросы не имеют никакого смысла. Он уже узнал, всё что мог. Падающий откуда-то сверху труп, и лежащая рядом нетронутая одежда не выходили у него из головы. Пока выходило всё так, что кто-то сильно потрудился ради убийства местного претендента на звание отца года. Его раздели, куда-то подняли, ошкурили и затем сбросили вниз. Не много ли трудов, если того же результата можно добиться простым ударом кирпича?
Надо было идти к его дочери, вдруг она сможет сказать что-то, что поможет в расследовании. Но идти он решил не по короткому пути, а дать небольшой крюк через набережную. Прогулка всегда помогала мыслительному процессу, помогала выкинуть из головы всё лишнее.
– Уж не инопланетяне ли во всём виноваты? – усмехнулся он сам себе, – тогда это дело точно будет висяком.
Весь путь до дома жертвы Иван провёл в раздумьях. С какой стороны ни посмотри, в этом деле ничего не сходилось. Если верить патологоанатому со стажем около шестидесяти лет и одному из лучших судмедэкспертов в стране, то у убийцы не было достаточно времени, чтобы сделать то, что сделали с погибшим. На одежде ни единого пореза или других повреждений. Да ещё это падение тела откуда-то, почему тогда нет никаких переломов или иных повреждений от падения?
Спустя полчаса он стоял у двери квартиры номер восемьдесят один дома номер девять. В подъезде была полнейшая тишина, и дверной звонок прозвучал, словно набат на пустынном ночном кладбище. Дверь открыла женщина лет сорока пяти в уличной одежде и домашних тапочках.
– Майор полиции Иван Дмитриев, хотел бы задать пару вопросов Юлии Воронцовой о смерти её отца, – сказал он, показывая своё удостоверение.
– Отца? Вы об этом куске говна? – она показала на большую фотографию под стеклом, висящую на стене коридора.