– Это он?..

– Да. – Ксения смущённо улыбалась, утопая во взгляде ребенка. Проникая в синеву глаз, в отражённые в них облака, летящий самолет и преломляющиеся лучи солнца.

– И когда прилетит твой герой? – Доносилось до нее издалека. Голос девочки размножался разно тональным эхом. Каждый раз накладывая простой вопрос на новую мелодию. Очень часто красивую.

– Скоро… – голос же Ксении тонул в вакууме ее затемнённого сознания.

Подсознательно Ксения знала, что приходящий навязчивый образ летчика с не менее синими глазами, чем небо – это образ ей близкого человека. Но какого-то неземного эфемерного. Девочку Ксения однозначно считала частицей себя. Нет не второй себя – лже личностью, связанной с раздвоением оной, а частью себя: родственницей по крови – сестра или дочь....

Образы в сознании. Ни имен, ни лиц… синие глаза, не менее синие «Васильки» и небо, одна сплошная как преданным жанру маринистом выраженная в картине синева. Вся эта «небесная эйфория» постепенно начала отходить на задний план навязывая Ксении ужасные образы в долгих неспокойных снах или обрывках воспоминаний. Короткие «сюжеты» из реальности, связанные с людьми в белых халатах с тоскливым белым интерьером сопровождаемые мигренью и болевыми телесными ощущениями.

– Когда с ней можно будет поговорить?.. – Донеслось до Ксении с эхом.

Эту фразу произнёс человек из прошлого. Из ее прошлого. Человек со знакомым лицом. Строгий и уверенный в себе. В форме. С седыми висками, шрамом через всё лицо и дергающимся в тике глазом. Они вместе с белой безликой тенью вторглись в ее сознание и ее больничную палату.

– Процесс восстановления очень сложный и для каждого с подобным недугом индивидуальный, – женский голос безликой тени был родным, – родным настолько насколько может стать звучащий ежедневно, вместо собственного или чьего-либо еще, – нет сто процентной уверенности, что полное восстановление вообще возможно, после столь долгой и сложной терапии…

– Так все-таки когда? – Настаивал явный доминант этого диалога.

– Дайте ей… нам… еще неделю!? – Словно оправдывалась тень.

– Хорошо. Я приеду через неделю…

Человек качнувшись по-военному развернулся на каблуках и ушел, а его силуэт еще долго стоял перед Ксенией. Голос белой тени уговаривал принять ее лекарство. Мягко и заботливо как добрая мать уговаривает непослушного ребенка поесть.

Неделя оказалась долгой. Ксения заново знакомилась с предметами и ежедневными бытовыми физическими действиями. То, что она делала под воздействием лекарств рефлекторно, теперь приходилось делать осознанно. Чувства в основном негативные, пугающие потрясали разум Ксении. Она боялась всего. Не только человеческой речи и движений окружающих ее пациентов и персонала, но и даже резких звуков. Шороха ног, открытия дверей, звона посуды…

– Ну вот… – с новым визитом, он стоял в дверях её палаты одетый в офицерский френч без знаков различия и сжимал в руках фуражку, шрам проходящий через бровь и глаз казался черным на его загорелом лице, уголки губ дернулись в едва заметной улыбке, – узнаю Ксению Павловну, жизнь в глазах, румянец на щеках… а не древне египетская мумия замотанная в усмирительные рубашки! Так и хочется пригласить в ресторан на романтический ужин. А доктор!?

Не травмированный глаз «гостя» заговорчески подмигнул Ксении «приглашая» ее в какую-то игру известную только ему. Или сразу в озвученный им «ресторан». Рука Ксении непроизвольно вместе с простыней, сжатой в кулаке спрятали ее лицо от нахлынувшего чувства стеснения, оставляя только глаза для наблюдения за визитёрами.

– Ну о романтическом ужине говорить пока еще рано… – доктор улыбнувшись по-матерински взглянула на Ксению, поправив очки одной рукой стукнула по бедру бумажной папкой, зажатой в другой, словно от Ксении отгоняя неприличные намерения пришедшего, – но положительная динамика на лицо… не ужин, а разговор, и это как максимум(!) в стенах нашего учреждения я вам гарантирую и еще только через неделю…

– Долго доктор, долго… – Глаз мужчины дернулся, искажая лицо, делая из него на мгновенье из вполне человеческого – ужасное, заставляя пациентку укрыться в простыне полностью с головой, что не мешало ей слышать продолжение разговора: – Ксения Павловна нам просто необходима со своими аналитическими способностями и умением выявлять преступные элементы в общей человеческой массе советских граждан.

– Что-то раньше, у вас не было острой необходимости в способностях Ксении, – недовольный голос доктора проник через натянутую вокруг головы пациентки простынь, – что же теперь изменилось!?

Ксения ослабила натяжение ткани желая услышать ответ и еще раз вслушаться в знакомый «до боли» голос пришедшего.

– Нуждались в ней, ой как нуждались Елизавета Александровна, – голос гостя тем не менее казался приглушенным, но веселым, – так ошибок сколько наделали то, а? Дел то каких из-за этих ошибок наворотили!?

– Думаете… история всё спишет? – Доктор, судя по удаляющимся звукам уводила посетителя, и Ксения с любопытством подглядывая за уходящими частично стянула с себя свое «укрытие».

– Да ну что вы… – в голосе мужчины послышались театральные нотки, – мы, склонив голову признаем собственные ошибки, а кто не ошибался, скажите?..

Они одновременно повернулись к пациентке на выходе из палаты. Ксения, опередив их поворот снова спряталась в своём «укрытие» полностью.

– … вам ли этого не знать… работнику столь сложной и важной области медицины?