– Алексеем.

– Алёша, значит. Ну, вот и познакомились. Ну, вот и доковыляли.

Впереди них через рассветную дымку и снежную завесу проглянула серая громада дворца культуры имени Свердлова. Но старуха потянула Подлужного направо – к пятиэтажному жилому дому сталинской эпохи. Они вошли в подъезд, поднялись на третий этаж, и тётушка нажала кнопку квартирного звонка. Внутри квартиры послышались шаги, звякнула цепочка, и дверь распахнулась. За порогом перед ними предстала интересная белокурая дама средних лет.

– Аннушка? – удивилась и испугалась хозяйка, вместе с незнакомым ей визитёром сопровождая Анну Михайловну внутрь. – Что стряслось?!

– Людочка, я чуть не убилась, – пожаловалась той пострадавшая, при помощи Подлужного ковыляя по прихожей. – Вот, Алёшенька меня уберёг. Не он бы – лежать мне на погосте!

– Анна Михайловна? Что такое?! – появился в прихожей мужчина интеллигентного вида, в очках, приблизительно лет пятидесяти.

Старуха стала рассказывать про историю с трамваем и жаловаться на ушибы, а Подлужный, воспользовавшись этим, усадил её на стул и попытался улизнуть незамеченным. Однако «старая колымага», распознав его намерения, ухватила спасителя за рукав.

– Люда, Володя, меня же Алёшенька уберёг, – принялась она расхваливать хозяевам жилища смущённого гостя. – Добрый молодец! Выволок меня, дряхлую перешницу, прямо из-под трамвая. Людочка, непременно напои его чаем и угости чем-нибудь вкусненьким. И я его не отпущу просто так. Мой долг что-то подарить ему на добрую память.

– Да какой чай?! Что вы… Извините, мне нужно идти, – протестуя, высвобождал край одежды студент, и добился бы своего, если бы не услышал знакомый голос за спиной.

– Мама, тётя Аня, что случилось?! – взволнованно спросила невидимая владелица тёплого, ломкого и чуть охрипшего ото сна меццо-сопрано.

Подлужный оглянулся и увидел… Таню Серебрякову. Она была заспанная, неприбранная, в наспех накинутом халатике, и, тем не менее, жутко прекрасная и притягательная! Даже ещё более желанная. Вслед за ней из комнаты показался такой же сонный рыжий котёнок. Определённо, то был университетский найдёныш, только заметно подросший и округлившийся от безмятежной жизни.

Татьяна, узнав Алексея, смутилась. Автоматически плотнее запахнула ворот халатика. И умолкла, теряясь в догадках относительно происходящего. Подлужный же махом сориентировался и перестал рваться на свободу. Теперь его планы чудесным образом изменились. Он присел и стал гладить котика, а также с внезапным расположением внимать тому, как Анна Михайловна превозносила его уже и перед Татьяной, приличия ради возражая: «Да ну что вы… Да явный перебор… Вы уж чересчур…»

В итоге героя-избавителя старшие Серебряковы перепоручили Татьяне. Сами же вызвали травмированной «скорую помощь» и увели её в комнаты.

Девушка нехотя позвала Подлужного на кухню. А того и не нужно было приглашать дважды. Он ретиво скинул верхнюю одежду и последовал за ней.

Стол на кухне был накрыт: очевидно, профессор с женой завтракали перед приходом ранних гостей. Молодая хозяйка поставила тёплый чайник на газовую плиту для повторного подогрева, а затем, извинившись, удалилась в ванную. Оттуда она возвратилась свежеумытая и с наскоро, но элегантно уложенными волосами.

Татьяна сменила приборы на столе, подала Алексею свежезаваренный чай и подвинула к нему тарелку с бутербродами и вазочку с конфетами.

– А ты? – полюбопытствовал сотрапезник, делая глоток и по студенческой привычке обращаясь с ровесницей на равных.

– Спасибо, я не хочу, – с деланным равнодушием ответила девушка, не удостаивая его взглядом.

– Ну и я не буду, – решительно отставил чашечку Подлужный к центру стола. – И Анне Михайловне нажалуюсь, – шутливо дополнил он.

– К вашему сведению, – сверкнула лучезарными очами собеседница, – мной не командует даже мама. Впрочем, ладно. Просто, чтобы не огорчать тетю Аню – ей и так досталось – выполню её поручение. Да и то, отдавая должное вашему поступку. И учтите: с незнакомыми и малознакомыми людьми я на «ты» не разговариваю.

И она присоединилась к чаепитию.

– Спасибо за компанию, – поблагодарил её Алексей, придвигая чашечку обратно. – За фамильярность и амикошонство приношу свои извинения. Пользуясь случаем, также прошу у вас прощения, Татьяна, за тот политбой. И за нетактичность, когда прилюдно признался, что очарован вами. Но это было искренне.

– Извинить вас? – критически скривила губки повелительница его сердца. – Разве для вас это значимо?

– Ещё как! – горячо заверил её провинившийся. И жалостливо добавил: – Ну, пожа-а-луйста!