Шрифт:
Вот её ступня уже подбирается к моему колену и выше, и я даже не сомневаюсь, что она метит в мой пах.
Но эта дурочка всё ещё не поняла, что она меня совершенно не вставляет. И будь моя воля, я бы высадил её из машины прямо здесь и сейчас.
На обочину, где ей и место. Но я же джентльмен. Я так не поступаю с девочками.
И мне становится тошно от одной мысли, что я вынужден ради дешёвого пиара общаться с какой-то соской с уровнем интеллекта резиновой клизмы…
— Уже поздно, Элина, — ловлю я её ножку за лодыжку и аккуратно ставлю на пол. — Сейчас я тебя отвезу домой. Спать. В постельку.
— В постельку… Ммм, — мечтательно закатывает глазки эта идиотка, и я уже едва сдерживаю себя, чтобы не наговорить ей грубостей. — Я бы не отказалась тебе… — начинает она, но я её грубо прерываю:
— Мне нужно работать. Скоро конкурс. Мне бы не мешало в нём поучаствовать.
А ещё я смертельно устал от всего этого рок-н-ролла, который больше не приносит мне ни той прежней радости, ни тех денег, ни смысла.
Прихожу в свой пустынный замок, который я выстроил в лучшие годы, когда был богатым, молодым и глупым, и теперь он мне кажется унылой глыбой, из которой мне всё время хочется сбежать. Хорошо, что я выделил себе пару комнат с кабинетом, где я не чувствую себя таким одиноким мудаком, и запираю двери на замок, отгораживаюсь от всего мира.
Сажусь за пульт и пытаюсь выдавить из себя хоть пару строк.
Всё безрезультатно.
Царь сдулся.
Пора в утиль.
И всё, что я могу — это просто надувать артистично щёки и красиво держать гитару наперевес на сцене, играя свои шлягеры двадцатилетней давности…
Просто так и не поумневший, но стареющий мудак, который даже не удосужился обзавестись семьёй и детьми. Кому я буду нужен через несколько лет? Очередной пустышке пубертатного возраста? Которые меня совершенно не интересуют?
И я снова утыкаюсь носом в партитуру, словно выжимая из себя вдохновение. Капля по капле.
Но нет, так оно не приходит. Увы…
Просыпаюсь от странного шума, который идёт с видеокамер.
Понимаю, что так и заснул за роялем, уперевшись мордой в клавиши.
А, по хрен, скоро и этого рояля не будет. Всё заберут.
И я рассматриваю, что там на видео.
В мой замок рок-Дракулы проникла женщина. И вот она ставит принесённые с собой вещи. Какие-то вёдра, швабры, тряпки…
Кто это, вообще, мать её? И тут я вспоминаю своими опухшими мозгами, что это, скорее всего, уборщица из агентства. Мне же надо привести мой дом в порядок перед продажей. Риэлтор посоветовала хорошенько всё прибрать, чтобы поставить на него цену повыше.
Хотя я даже не представляю, какой идиот захочет жить в этом холодном дворце. Если только такой же одинокий неудачник, как и я.
Но мой сон и покой уже нарушены, и продолжаю своё наблюдение.
Эта женщина легко сбрасывает с себя кофточку, и оказывается в одном топике, в котором ей, безусловно, намного проще работать.
Я приближаю камеру, рассматриваю её: я не знаю, сколько ей лет и откуда она, но такое ощущение, что она — рыжий лучик солнца, вдруг сломавший ледяную оболочку моего дома. Её густые волосы непослушно вьются по плечам, по которым золотой звездной россыпью мерцают веснушки, а её тело обалденно пластично качается и двигается в такт неслышной музыки, которая у неё играет в наушниках.
Она свободна. Она ведь не знает, что я как хищный паук наблюдаю за ней, и я вдруг чувствую странное тепло, рождающееся у меня где-то в теле… Я бы даже сказал, где-то в районе живота… В районе паха…
Ни хрена себе!
Да у меня такого не было уже не знаю сколько лет!
После всех этих безумных толп фанаток, осаждающий тебя годами, через какое-то время наступает телесная амнезия, отупение, когда мало что вообще способно хоть как-то расшевелить пресыщенное тело, но эта женщина — просто какая-то чёртова аппетитная булочка, которую хочется откусить, мать её!
Я продолжаю наблюдать за ней, как будто я — прыщавый подросток, смотрящий запретные видео…
Вот она уже нагибается к полу, чтобы что-то там протереть, и её грудь выпрыгивает из узкого топика, такая тёплая, мягкая, упруго колышущаяся, что я вдруг понимаю, что у меня встал.
Тупо смотрю на свою ширинку.
Потом снова на монитор, на котором эта волшебница, уже беззаботно и невинно развернувшись к камере спиной, приняла такую позу, на которую я просто не могу спокойно смотреть.
Я вскакиваю и несусь в душ.
Ещё не хватало выдать себя.
Представляю заголовки: «Царь подсматривал за своей домработницей, а потом изнасиловал её!»
Стою под холодными струями, которые хоть как-то приводят мои мысли в порядок, и от удовольствия напеваю себе под нос.