…Однако этот ответ при всей его бесспорной актуальности и формальной правоте не может даже претендовать на минимальную глубину.

Ведь рыночные отношения развиваются столетиями и столетиями же преобразуют человеческое общество. Почему же лишь именно в настоящее время, да ещё именно тогда, когда деньги наглядно теряют значение, уступая свою роль в жизни развитых обществ технологиям, а стратегические решения всё в большей степени перестают быть рыночными [18], – почему же вдруг именно сейчас рыночные отношения начинают доминировать в сфере ценностей, да ещё и ценностей именно управленческой элиты?

Почему людей, которые вслед за генералом Торрихосом не хотели входить не то что в собственный замок на Лазурном берегу, но даже в историю всего человечества, а стремились «всего лишь» в зону Панамского канала, к свободе и благополучию своих народов, по всему миру массово и последовательно сменяют конченые предатели?

Почему борцы за независимость и суверенитет последовательно уступают авансцену мировой политики лидерам, искренне рассматривающим свои страны как «трофейные пространства», а себя не более чем как наместников оккупационных армий, а то и вовсе как эффективных региональных менеджеров глобальных корпораций?

Что ломает казавшиеся ещё недавно незыблемыми ценности управленческих элит по всему миру – причём, как мы видим на примере вполне успешных развитых стран Европы, отнюдь не только в экономически слабых или драматически отстающих обществах?

Глобальная конкуренция в силу самой своей природы ведется прежде всего между цивилизациями – на основе их отнюдь не совпадающих (а порой и просто несовместимых) ценностей и вытекающего из этих ценностей преобладающего в их рамках образа действия [18].

После поражения, а затем и уничтожения советской цивилизации Запад занял наиболее предпочтительное положение потому, что его образ действий – финансово-экономический – в условиях доминирования рыночных отношений объективно является наиболее универсальным. В отличие от идеологической, религиозной или тем более этнической экспансии финансовая экспансия сама по себе никого не отталкивает a priori, и поэтому круг её потенциальных сторонников практически при любых обстоятельствах наиболее широк.

Конечно, ужесточение глобальной конкуренции, лишая всё большие части человечества возможностей хотя бы с минимальным успехом участвовать в экономической жизни, драматически сужает этот круг. Именно этим вызваны исламский, индийский и, отчасти, китайский и российский вызовы Западу. Однако в принципиальном плане ситуация пока не меняется: именно западная цивилизация всё ещё остается носителем наиболее универсальных и общедоступных ценностей (даже нарастающая пропаганда сексуальных извращений как новой нормы лишь подрывает, но пока ещё отнюдь не уничтожила это положение).

В силу самого своего образа действий проводником финансовой экспансии Запада в цивилизационной конкуренции объективно, вне своего желания или нежелания служит почти всякий участник рынка. Он может искренне ненавидеть США, быть истовым исламским фундаменталистом и даже отдавать свои последние деньги на финансирование террористов, но сам его образ действий как участника рынка в общем случае неумолимо и непреодолимо превращает его в проводника интересов и ценностей Запада – либеральных интересов, интересов финансовых спекулянтов.

Реальная граница между сторонником и противником той или иной цивилизации пролегает отнюдь не по убеждениям и даже не по конкретным действиям, а исключительно по образу жизни. Так, например, финансист принадлежит незападной цивилизации не тогда, когда он сочувствует, дает деньги или по-иному помогает борцам с Западом, а лишь тогда, когда он переходит к образу жизни представителя незападной цивилизации, в том числе отказываясь от использования финансовых рынков, то есть исчезая в своём профессиональном качестве, совершая как финансист социальное и профессиональное самоубийство.

Универсальность и бытовая комфортность западных ценностей представляются особенно важными при анализе интересов, мотиваций и поведения управленческих элит погруженных в неё стран.

Поскольку с начала информационной эпохи [18] (и тем более в эпоху постинформационную [20]) конкуренция ведется прежде всего в сфере формирования человеческого сознания (как индивидуального, так и коллективного), важнейшим фактором, определяющим конкурентоспособность соответствующего общества, становится то, кто именно формирует сознание его элиты.